Старый фильм Юлия Райзмана "А если это любовь?" остался в памяти зрителей прежде всего благодаря прелестной наивности постановки проблемы, вынесенной в название. Люди старшего поколения помнят при этом, какой невероятный успех выпал на долю этой ленты, сколько она породила в свое время газетных дискуссий и публичных диспутов. Можно было бы предположить, что лента эта за три десятилетия безнадежно устарела, но, будучи показана по каналу "2х2", она удивила необыкновенной актуальностью. Своими соображениями по этому поводу делится НИКОЛАЙ Ъ-КЛИМОНТОВИЧ.
Юлий Райзман — один из столпов советского кинематографа. Начинал как ассистент знаменитого русского режиссера немого кино Якова Протазанова. В режиссуре дебютировал немым фильмом "Круг" (1927). В 35-м году снял фильм "Летчики" с Борисом Щукиным в главной роли, введя таким образом в кинематограф будущего бессменного исполнителя роли Ленина. В 58-м снял знаменитую ленту "Коммунист" с Евгением Урбанским. В 62-м вышла на экраны картина "А если это любовь?". Более поздние работы Райзмана не смогли снискать того успеха, что выпал на долю этой работы мастера. Последний свой фильм он поставил в 84-м — "Время желаний".
На первый взгляд этот фильм Райзмана — обычная драма мезальянса. Юноша из интеллигентной семьи увлекся своей одноклассницей простого происхождения. Правда, в развитие сюжета введено некое новшество: влюбленных стараются разлучить не столько его родители, как принято в традиционной драме этого рода, сколько именно мать девушки, подавальщица в рабочей столовой. Впрочем, для тех, кто помнит "Бедную Лизу" Карамзина, в этом акценте тоже новизны немного. Чуть позже, вслед за райзмановским фильмом, сцены всей страны обошла другая драма мезальянса — "Валентин и Валентина" Михаила Рощина, где роли были переменены: "низкого" происхождения оказался именно юноша. Был и фильм Валерия Тодоровского "Городской романс", еще откровеннее трактующий эту тему. Впрочем, социальная разница в положении героев в "А если это любовь?", разумеется, всячески затушевана: сами влюбленные как бы не осознают своего положения. Они наивно верят, что в советском обществе все социальные перегородки повержены, а их родителями руководят мещанские предрассудки. Разумеется, это была уступка цензуре, а сама постановка проблемы скорее маскировала суть дела: фильм должен был бы называться "умеют ли кухарки любить?".
Весьма ново даже для "оттепели" звучала эта лента по другой причине: Райзман показал взаимное влечение простых советских школьников. До него в пуританском советском кино комсомольцам полагалось начинать половую жизнь не раньше восемнадцати и после комсомольской свадьбы. Так что Райзман казался едва ли не сексуальным революционером, и вся страна Советов в 62-м году была поглощена поиском ответа на жгучий вопрос, вынесенный в название. Можно было подумать, что от ответа на него и правда зависят судьбы страны. Похоже, речь шла о том, легитимна ли на советских просторах сексуальность как таковая.
Но если фильм ставил проблему только о сексуальном оздоровлении нации, надо полагать, никому не пришло бы сегодня в голову вспоминать эту ленту, разве что из чисто исторического интереса. В том-то и суть, что фильм Райзмана — прежде всего социальный диагноз, и чтобы убедиться, сколь он актуален сегодня, достаточно вспомнить, что нынешние тридцатилетние были некогда зачаты именно такими мальчиками и девочками.
Фильм "А если это любовь?" прежде всего о столкновении деревенского и городского укладов. Еще за три десятилетия до райзмановской ленты Сталину пришлось прикрепить крестьян к земле, введя паспортный режим и прописку. Это было абсолютно необходимо — в результате коллективизации толпы голодных крестьян ринулись в города. Хрущев возвратил паспорта крестьянам, и все большие города страны оказались затоплены новой волной выходцев из деревень. Райзмановский фильм разворачивается в декорациях тогдашней Москвы, окраины которой превратились в пустыри, уставленные пятиэтажными бараками. Именно в этих хрущевских трущобах, еще не облагороженных выросшей зеленью, и живут райзмановские Ромео и Джультетта, дети двух разных социальных слоев, плавящихся в одном тигле московского предместья. Столь искусственная и скоропалительная переплавка не принесла добра ни бывшим крестьянам, ни интеллигентам. Деревенский уклад предполагал нулевую анонимность, интеллигентский — высокую степень индивидуализма и приватности жизни. И крестьяне, и интеллигенты оказались в одном большом хрущевском дворе, фактически в одной зоне. И хотя деревенская мораль была обречена, традиционные интеллигентские добродетели тоже подвергались немалым испытанием. Дети этой окраинной любви, дети Черемушек, конечно же, не могли наследовать ни одному из укладов. Фильм Райзмана оказался пророческим: в результате родилось поколение, зачатое как бы на бегу, лишенное корней и традиций. Конечно, Юлию Райзману не могло прийти в голову, что именно на долю этого поколения выпадет крушение большевизма, гибель империи и "перестройка". И что в далеком будущем детям его героев суждено будет заново ответить на вопрос, вынесенный в название фильма.