фестиваль балет
В рамках Фестиваля немецкой современной хореографии в Москве в репертуарном спектакле "Чайка" Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко главные роли исполнили ведущие солисты Гамбургского балета. С их помощью ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА обнаружила незамеченные достоинства в хореографии Джона Ноймайера.
"Чайка" в постановке современного классика Джона Ноймайера, возглавляющего Гамбургский балет, появилась в музтеатре Станиславского в марте прошлого года. Хореограф впервые согласился сотрудничать со "Стасиком", и труппа не ударила в грязь лицом, мобилизовав весь запас интеллигентности. Культурное событие благосклонно оценили как профессиональные критики и эксперты (балет и артисты-исполнители выдвинуты на "Золотую маску"), так и публика, весь год исправно заполнявшая зал. Однако буйных восторгов по поводу своего приобретения театр не дождался — балет показался нудноватым и затянутым.
Впрочем, сам Джон Ноймайер москвичами остался доволен: в июле четверка русских солистов станцует "Чайку" на фестивале в Гамбурге с Гамбургским балетом. В обмен хореограф прислал в "Стасик" своих премьеров: экс-солистку Мариинского театра Анну Поликарпову (Аркадина), белоруса Ивана Урбана (Костя), аргентинца Дарио Франкони (Тригорин) и француженку Элен Буше (Нина). Стоит признать, что их исполнение преобразило чеховский балет.
Тут дело не в том, кто лучше танцует: например, в традиционной классике премьер "Стасика" Георги Смилевски явно превзойдет Дарио Франкони, а балерина Татьяна Чернобровкина ничуть не слабее Анны Поликарповой. Просто в хореографии господина Ноймайера выпестованные им артисты чувствуют себя естественно и комфортно, в то время как нашим приходится одолевать и непривычную стилистику, и свои штампы. И пока москвичи борются с трудностями, из спектакля исчезают те нюансы, из которых и соткан балет Джона Ноймайера.
Гамбуржцы же танцевали так, будто хореографии не существует вовсе, будто все многотрудные дуэты, ансамбли и соло не отработаны на многочасовых репетициях, а рождаются тут же на сцене — как отражение спонтанных душевных порывов. Движения зазвучали как реплики чеховского текста, и стало ясно, что подразумевал господин Ноймайер, настаивая, что именно в "Чайке" он нашел "новый способ передачи драматургии". Тот самый тягучий первый акт — с подробностями дачного быта, с мельтешением десятка обитателей усадьбы, с подробнейшей разработкой многолюдных мизансцен и бесконечными выяснениями взаимоотношений героев — опутывал, как хороший детектив, неотвратимо затягивая зрителя в тихий чеховский омут.
В людском многоголосии каждый из гастролеров точно и чисто вел свою тему. Даже литератор Тригорин, ставший у господина Ноймайера благополучным балетмейстером, в исполнении Дарио Франкони успел пережить собственную драму. Его любовный дуэт с Ниной звучит почти отчаянно — как последний шанс выбраться из опостылевшей рутины. И когда Аркадина своей бабьей истерикой заставляет любовника остаться с ней, тоскливый взгляд Тригорина и безнадежный поцелуй примирения означают крах всех его надежд.
Элен Буше одарила свою Нину Заречную не только стильной внешностью, но и сильным характером. Эта восторженная интеллектуалка с блистательной французской выучкой ни секунды не выглядит жалкой и провинциальной — ни в отношениях с мужчинами, ни в житейских передрягах, ни в профессиональных — балетных — занятиях. Балетмейстерские опыты Треплева (весьма сомнительные в исполнении русских артистов) выглядят истинно новаторскими, когда танцует эта Нина. И даже эстрадные пошлости (несостоявшаяся балерина Заречная устроилась работать в ревю) не отразились на ее пластике: монолог из второго акта госпожа Буше танцует без надрыва, со сдержанной воинственностью, будто бросая вызов судьбе.
Прима-балерина Анна Поликарпова станцевала приму-балерину Аркадину с убийственным юмором, вытащив на сцену ужимки, привычки, манеры всех балетных прим мира. Серия блистательных этюдов складывается из мелочей — из того, с каким наслаждением она разбивает пуанты, как прилежно разминается у станка, с каким восторгом исполняет бессмысленный набор классических па. Шедевр пародийности — балет Тригорина "Смерть чайки", в котором Аркадина Анны Поликарповой, в кокошнике и пачке с перьями, с почти священным трепетом танцует дикий коктейль из академических штампов. Но хохмами балерина Поликарпова отнюдь не ограничивается: ее дуэт с Треплевым — шедевр балетного психологизма. Жалостливая нежность к Косте, стыд за неспособность любить собственного ребенка, злоба на мешающего ей взрослого сына просвечивают в этих мучительных обводках, скупых поддержках и неловких объятиях.
И все-таки главным героем балета сделался Треплев. Иван Урбан танцует эту роль с такой пронзительной самозабвенностью, так тонко отслеживает малейшие перепады настроений своего неврастеника-Кости, так заполняет собой каждую мизансцену, что остальные персонажи кажутся лишь спутниками на его орбите. Излишне говорить о поразительной свободе и чистоте его танца — как-то неуместно считать пируэты там, где разбиваются сердца.
Словом, гамбургские артисты показали нам Джона Ноймайера таким, каким он и должен быть. Показали тот балетный психологический театр, за которого немецкого классика боготворят во всей Европе. И что же? Аплодисменты были дружными, но далеко не буйными — лишь раз артистам удалось откланяться на авансцене. Вульгарную "Чайку" Бориса Эйфмана (см. "Ъ" от 4 апреля) несколько дней назад приняли куда восторженнее: зал буквально взревел, когда хореограф выбежал к зрителям. Похоже, каждая страна имеет тот балет, который она заслуживает.