Максим Викторов: какой смысл в скрипке, если мы ее не слышим?

// МНЕНИЕ КОЛЛЕКЦИОНЕРА

Максим Викторов — управляющий партнер Legal Intelligence Group, организатор Московского конкурса скрипачей имени Паганини, владелец коллекции уникальных скрипок. В 2005 году на аукционе Sotheby`s он приобрел скрипку "Экс-Паганини" за $1,1 млн, заплатив самую высокую в мире цену за инструмент работы Карло Бергонци. "Экс-Вьетан" работы Гварнери дель Джезу и вовсе побил все ценовые рекорды, в том числе и на скрипки более знаменитого Страдивари. О тенденциях рынка уникальных музыкальных инструментов с Максимом Викторовым беседовала Елена Чишковская.

Существуют ли методы, позволяющие объективно определить стоимость того или иного старинного инструмента на текущий момент?

— Чем определяется цена? Желанием продавца и покупателя. Но в случае с уникальными произведениями искусства, существующими в единичных экземплярах, все не так просто. Дело в том, что сегодня в них не столько инвестируют, сколько пытаются ими завладеть. В поисках Гварнери дель Джезу позднего периода мои представители обзвонили владельцев. Никто не продавал свои инструменты и не хотел обсуждать цену. Это та составляющая, которая не поддается экономической оценке: люди стремятся обладать чем-то по-настоящему уникальным, сознавая, что это имеет непреходящую ценность. Переложить ее на деньги не представляется возможным. Сколько стоит питьевая вода, если ты умираешь от жажды? Она бесценна.

Сегодня применяется метод сравнительных сделок: оценивается не то, сколько стоит Гварнери сегодня сам по себе, а сколько он может стоить по сравнению с аналогичными продажами, которые осуществлялись в недавнем прошлом. Но метод хорош, когда есть с чем сравнивать. Вот, например, почему я установил рекорд на Бергонци, купив "Экс-Паганини"? Да потому, что до этого инструмент Бергонци продавался в последний раз 18 лет назад. Этот мастер, ученик одновременно и Страдивари, и Гварнери, сделал очень мало инструментов.

Последний раз Гварнери дель Джезу выставлялся на торги в 1988 году, когда распродавалась коллекция Сэма Блумберга. Скрипка "Барон Хэф" 1743 года ушла за $1,12 млн. Думаю, ее бывшие владельцы сейчас кусают локти. Им определенно следовало бы не торопиться: сегодня она может стоить уже в районе $5-6 млн.

Получается, что предположить, сколько будет стоить Страдивари, легче — количество созданных им инструментов достаточно велико, и они появляются в поле зрения коллекционеров гораздо чаще, чем Бергонци или Гварнери дель Джезу?

— В случае со Страдивари срабатывает такая вещь, как брэндинг. Страдивари в отличие от Бергонци или Руджери знают все. Потому что, сделав порядка 600 инструментов, он заложил основу для сохранения своего имени. Гварнери дель Джезу сделал всего 120-150, а до наших дней дошло и того меньше. Кого охотнее купит какой-нибудь новоявленный индийский миллиардер? Конечно, Страдивари. Брэнд известнее, продаж больше. Метод сравнительных оценок в данном случае применим и работает. И тенденция такова, что стоимость инструментов неуклонно растет. "Золотой век" скрипок прошел, и воспроизвести объекты продажи невозможно.

Но можно попытаться их подделать?

— Был момент, когда рынок произведений искусства заполонили подделки. И сегодня те, кто оказался жертвами преступников, находятся в сложной ситуации. Конечно, можно себя убеждать в том, что ты обладаешь подлинниками. Но при доступности экспертных технологий ты не сможешь никого обмануть. Как, например, происходит со скрипками? Существует дендрохронологическая экспертиза, которая позволяет установить, когда и где росло дерево, из которого сделан инструмент. Имея возможность сравнить эту древесину с материалом, из которого сделаны другие инструменты того же мастера, сопоставить даты, получишь точный ответ — подлинная вещь или подделка.

Можно разломать настоящую дель Джезу и сделать из нее новую скрипку, но она не будет стоить дороже оригинала. Плюс еще нужно будет потратиться на лак, клей и так далее.

Тогда, вероятно, проще подделать экспертизу.

— Это уже вопрос государственного контроля. Есть и еще один аспект — репутация, когда дело эксперта напрямую зависит от его честности. С этой точки зрения в России есть проблемы. У нас ведь все только начинается. Я имею в виду высокотехнологичную частную экспертизу на базе современных научно-технических методов. В идеале в основе всего должно лежать честолюбие людей, которые сегодня закладывают основу для будущей репутации. Каждый из них должен понимать, что если ты планируешь заработать на подложном сертификате, то встречная экспертиза тебя разоблачит. И на этом твой бизнес закончится.

В случае с уникальными музыкальными инструментами есть еще одна тема для обсуждения: должны ли они после покупки использоваться по прямому назначению?

— А какой смысл в скрипке, если мы ее не слышим? Необходимо, чтобы она так или иначе звучала. Про себя могу сказать: мои скрипки хотят, чтобы ими любовались, чтобы на них играли. Скрипка должна дышать, звучать, наполняться звуком, пропускать через себя звуковые вибрации. Другое дело, что артефакты нужно сохранять самым тщательным образом. Игра на скрипке связана с физикой, а значит, инструмент подвержен рискам: от неправильного использования он изнашивается. Этого нельзя допускать. С учетом мнения экспертов нетрудно определить, какой режим для него оптимален.

Количество артефактов ограниченно, спрос — фантастичен. На ваш взгляд, что при таком раскладе ждет этот рынок в обозримом будущем?

— Думаю, что человечество раскроет для себя некоторые неизвестные ему имена. В какой-то момент будет очевидно, что да, мы знаем Амати, но, оказывается, был Якоб Штайнер, который еще раньше Амати пришел к совершенной форме скрипки. Пока его никто не знает, но это вопрос времени. Я полагаю, что на рынке произведений искусства основная ниша — это потенциальные брэнды.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...