50 лет назад в августе 1944 года сразу в трех европейских столицах, оккупированных немцами, — Варшаве, Париже и Бухаресте — начались вооруженные восстания. Ко всем трем городам приближалась линия фронта. Организаторы выступлений были уверены в победе. Однако лишь два восстания — парижское и бухарестское — окончились победой, варшавское же — трагедией.
Исход войны в этот период мало у кого вызывал сомнение: поражение Германии и ее сателлитов было лишь вопросом времени. Восстания против оккупантов носили не только освободительный, но и политический характер, поскольку те, кто возглавлял восстания, стремились обеспечить себе позиции в борьбе за власть после освобождения. Именно это обстоятельство, а также дальние политические расчеты великих держав-союзниц (зачастую весьма циничные) предопределили успех или поражение того или иного выступления.
Первым началось восстание в Варшаве — 1 августа. С военно-стратегической точки зрения оно имело наибольшие шансы победить. Советские войска, заняв 29 июля Брест, приближались к польской столице, немецкие же силы в этом районе были невелики — только через две недели сюда были подтянуты значительные резервы вермахта. Основной силой этого хорошо подготовленного восстания была Армия Крайова. Другие повстанческие формирования, в том числе и коммунистическая Армия Людова, участвовали в восстании как в общенациональном деле. Однако именно в тот момент, когда победа, казалось, была близка, советские войска приостановили наступление на Варшаву, дав возможность гитлеровцам сосредоточить крупные силы на средней Висле. Наступление возобновилось лишь в сентябре. Когда восстание уже истекало кровью, советские части заняли правобережное предместье. Еще 18 дней поляки сражались на левом берегу Вислы, получая помощь только в виде посылок, сбрасываемых на парашютах. 2 октября остатки Армии Крайовой со своим командиром — генералом Бур-Коморовским — сдались немцам. Стремясь покончить с антикоммунистической Армией Крайовой, советское командование пожертвовало не только городом с многотысячным населением, но и польскими коммунистами из Армии Людовой. В Польше об этом помнили, но публично не обсуждали — невозможно было ни замалчивать такое событие, ни особо афишировать. В итоге в польской литературе и кино августовско-сентябрьские дни получали особое освещение, понятное одним и почти закрытое для других. "Канал" Анджея Вайды — лучшее тому подтверждение.
Парижское восстание, начавшееся 19 августа и длившееся неделю, было подготовлено в изрядной спешке и началось столь сумбурно, что даже 20-тысячный немецкий гарнизон (если бы его командующий генерал фон Хольтиц проявил большую решительность) мог бы за сутки уничтожить плохо вооруженных повстанцев. Однако немецкое командование было настроено на отступление. Войска были почти деморализованы, приказы фон Хольтица — противоречивы. Восставшие, несмотря на резкие разногласия между двумя течениями — прокоммунистическим и голлистским — тем не менее успели консолидироваться и вооружиться за счет захваченных немецких складов. Американцы и англичане тоже "медленно поспешали" к Парижу. Американское командование открыто признавало, что "не рвется освобождать Париж именно сейчас". Союзников мало устраивала перспектива делиться властью с де Голлем, а тем более с коммунистами. Однако де Голль, умело играя на мелких разногласиях союзников, добился главного: французская танковая дивизия Леклерка получила приказ наступать на Париж, где восставшие уже брали верх над растерявшимся гарнизоном. 25 августа немцы в Париже капитулировали, де Голль с триумфом въехал в город, опередив англичан и американцев, а Франция получила право разделить грядущую победу над Рейхом вместе с союзниками. Самолюбие французов можно было бы считать удовлетворенным, если бы не "Акция возмездия" — налет немецкой авиации в ночь с 26 на 27 августа, во время которого погибло вдвое больше парижан, чем в дни восстания. Вокруг парижского восстания было создано несколько мифов, как бы снявших с французов вину за коллаборационизм и представивших Францию страной "макизаров" (особенно в этом преуспели коммунисты и социалисты). Насколько далеки эти легенды от истины, показал еще в середине 1950-х годов английский журналист Александр Верт в книге "Франция 1940-1955".
Варшавское и парижское восстания привлекли внимание современников сразу же и надолго стали темой для историков и деятелей культуры. Третья восставшая столица — Бухарест — по сути и не была вовремя замечена. За пределами Румынии события августовских дней вызвали мало интереса и воспринимались скорее как серия политических интриг. Да и в румынской литературе и кино этой теме не слишком повезло — вспоминается разве что политический детектив 1960-х "Шестой раунд", описывавший лишь игры спецслужб. Тем не менее восстание в Бухаресте было самым необычным из всех трех. К его началу линия фронта проходила более чем за 200 километров от Бухареста, где в районе Яссы-Кишинев только что была уничтожена румынская армия. Впрочем, у Румынии было еще три боеспособных армии, на которые в какой-то степени рассчитывали немцы. Однако случилось нечто совсем неожиданное как для немецкого, так и для советского командования. 23 августа прогитлеровское правительство Антонеску было арестовано по приказу короля Румынии Михая I. Самого Антонеску королевская охрана тут же передала коммунистам, которые совместно с королевскими войсками заняли город. Невероятный сговор короля с коммунистами поставил немецкие войска, находившиеся в Румынии, в сложное положение. Советская армия была еще далеко и потому новый антигитлеровский фронт открыл сам король. Гитлер в отчаяньи приказал войскам генерала Фриснера штурмовать Бухарест и восстановить у власти Антонеску (если тот еще жив). В ответ Михай I объявил Германии войну, а румынская армия отбила атаки немцев на Бухарест и подавила их сопротивление в самом городе. После известия о случившимся советские части стремительно двинулись к румынской столице и после недели боев овладели ей. На этот раз Сталин счел выгодным помочь восстанию. Контроль над Румынией и открытые ворота в Болгарию — подлинное везение, столь редко выпадавшее в этой войне на долю советской армии.
Теперь мало кто помнит, что 23 августа — национальный праздник Румынии, годовщина событий, в какой-то степени реабилитировавших страну в глазах антифашистской коалиции. Хотя в памяти румын они вряд ли остались столь значимыми, как варшавское восстание для поляков и даже парижское для парижан. Народам свойственно помнить героизм более, чем политические игры правителей, которые тем не менее решают их судьбы.
АЛЕКСАНДР Ъ-БОДЕ