Вечер Михаила Козакова

Пинтера Козаков играет по-русски, Чехова — на иврите

       В воскресенье в Киноцентре на Красной Пресне состоялся творческий вечер актера и режиссера Михаила Кoзакова, приехавшего в Россию для съемок фильма "Красная Жизель", где он играет роль балетного критика Акима Волынского.
       
       Последний перед отъездом в Израиль творческий вечер Михаила Козакова тоже проходил в Киноцентре. В отличие от того вечера, у нынешнего не было ни явной темы, ни четко выраженного плана. Он казался поначалу сродни творческому отчету с роликами из советских фильмов и рассказом о том, что сделано в Тель-Авиве. На это вполне хватило первых полутора часов, хотя сделано было немало: работа в русском театре "Мост" (знаменитая антреприза Евгения Арье и Владислава Мальцева), овладение с нуля языком, игра в Ивритском театре (дебют — Тригорин) и, после того как "Мост" тоже перешел на иврит и ниша русскоязычного театра освободилась, создание "Русской антрепризы Михаила Козакова". Вторых полутора часов, отведенных под чтение стихов и ответы на записки, оказалось мало. Половина вопросов так и осталась без ответа, хотя о главном — причине отъезда и ощущениях человека, смотрящего на происходящее здесь извне — спросить успели.
       Козаков уехал три года назад — когда телефон в его квартире почти замолчал: ни телепостановок, ни поэтических вечеров уже не предлагали. Это была весна 91-го, самый конец перестройки, ознаменовавшийся, в частности, тем, что обожание поколения, к которому принадлежал Козаков, сменилась интересом вялым, вежливым и едва ли не оскорбительным. И он уехал — как он говорит, потому что будучи человеком, в себе не уверенным, боялся остаться здесь без работы, без денег, без зрителя. Но кажется, он ошибся. Как актер и чтец Козаков был, возможно, самым ярким символом "интеллигентного шестидесятничества", отдававшего предпочтение не Евтушенко и Вознесенскому, а Ахматовой и Мандельштаму. Но как телережиссер он делал нечто от тогдашней моды отличное — обыденное житейское повествование с неожиданным сказочным поворотом. Ни критика, ни сам режиссер этой новой романтики не почувствовали. Но уловили зрители и актеры. Аlter ego автора — Костик из "Покровских ворот" — стал лицом нового поколения; с этой ролью в кино вошел Олег Меньшиков. "Безымянная звезда" Мона оказалась поворотной и лучшей, наверное, ролью Анастасии Вертинской.
       Не случайно "Покровские ворота" и "Господин оформитель", где Козаков сыграл одну из главных ролей, вот уже много лет кочуют с канала на канал, иногда появляясь на телевизионном экране по нескольку раз в неделю. Романтический взгляд не вообще на мир, а на собственный мир и собственную историю — то, что возникло у Козакова еще в восьмидесятые и с тех пор манит зрителя даже больше, чем судьба барона Мюнхаузена или свифтовских эмигрантов. И если (по выкладкам Даниила Дондурея) с наибольшей охотой телезрители смотрят советские фильмы, опережающее по популярности даже мексиканские сериалы, то картины Козакова и с Козаковым наверняка окажутся на первых позициях рейтинга. В этом смысле его отъезд странен и вряд ли четко просчитан. И представляется не столько бегством, сколько вызовом самому себе, потребностью доказать, что всегда можно начать с нуля и не сгинуть. Свой личный отсчет судьбы и времени обычно точнее, чем четко выверенная историческая перспектива. И поэтому судьба Козакова не вызывает ни зависти, ни сочувствия, ни даже недоумения. И, наверное, за его просчетами и выигрышами еще долго будут следить с интересом — как за экспериментом, поставленным над собственной славой.
       ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...