Недавнее "Искупление" (Atonement, 2007) Джо Райта — резюме отношения кино к писательству. 13-летняя Бриони разрушает любовную идиллию своей сестры, чем предопределяет гибель любовников. Она жестока, поскольку осознает себя писателем. Мораль: писатель, даже 13-летний, смертельно опасен.
Никого кино не изображает с такой ненавистью, страхом, злой иронией, как писателей. Речь не о традиционных байопиках. Тут вариаций мало: долго не печатали, быстро прославился, был геем, всю жизнь любил одну женщину, так и не встретил свою любовь, боролся с тиранией, сидел в "башне из слоновой кости", был совестью нации, болел Альцгеймером, спился, утопился, умер в кругу внуков и правнуков (ненужное вычеркнуть). Истинные свои чувства кино выражает в фильмах об абстрактном писателе. Он маг, чернокнижник. В худшем случае — опасный психопат, в лучшем — безопасный, но психопат. Кино предлагает свою версию пословицы: что написано топором, не вырубишь пером. Жан-Люк Годар сказал бы, что это борьба лживого слова и честного изображения. Недаром же в его "На последнем дыхании" (A bout de souffle, 1959) "великий румынский писатель Парвулеску" дает героине совет предать любовника.
Единственный великий фильм во славу писателя — "Орфей" (Orphee, 1950) Жана Кокто. Да и то в поэта влюблена сама Смерть, диктующая ему по радио смутные стихи. Можно вспомнить Пьера из "Полы Х" (Pola X, 1999) Леоса Каракса, богатенького мальчика, ушедшего на дно ради славянской беженки-лунатички. Но Каракс опровергает миф о том, что писатель обязан настрадаться. Страдая, Пьер и писателем не становится, и заражает страданием близких. Орфей один, а типология экранных писателей безгранична.
Впрочем, сначала кино пробует героя на зубок — а писатель ли он? Литераторы на экране запросто убивают юных коллег, чтобы украсть их рукопись, как в "Смертельной ловушке" (Deathtrap, 1982) Сидни Люмета. Или запирают их в подвале, обращая в рабство, как в "Обмане" (Imposture, 2003) Патриса Бушетея.
Самый знаменитый кинописатель — Джек Торренс из "Сияния" (The Shining, 1980) Стэнли Кубрика. Лохматый психопат накоротке с призраками, населяющими заброшенный отель, часами выстукивает на машинке одну и ту же жалобу на то, что его не любят, а в финале гоняется с топором за женой и сыном. Пишущая машинка вообще зловещий объект, мистическое оружие, как пистолет в "Макарове" (1993) Владимира Хотиненко, порабощающий тихого провинциального лирика. В "Голом завтраке" (Naked Lunch, 1991) Дэвида Кроненберга она оборачивается гнусным насекомым, доводящим писателя до женоубийства. В "Бартоне Финке" (Barton Fink, 1991) словно сама по себе начинает выстреливать текстами, стоит робкому драматургу, ангажированному Голливудом, задружиться с самим дьяволом, живущим в соседней комнате и отрезающим головы людям, среди которых писатель-алкаш, очень похожий на Уильяма Фолкнера.
Франсуа Мерлен из "Великолепного" (Le magnifique, 1973) Филиппа де Брока кажется антиподом Торренса. Беззащитный халтурщик, воображающий себя суперагентом Бобом Сен-Клером. Предел его мечтаний — лютая расправа с сантехником. Его коллеги воплощают свои фантазии в гораздо более глобальном масштабе. Если герой — фантаст, то книги ему диктует монстр, мечтающий покорить мир, как в фильме Джона Карпентера "В пасти безумия" (In The Mouth Of Madness, 1994). Стоит вначале героям произнести имя этого фантаста, как на них бросается псих с топором. Если сценаристы у Ларса фон Триера сочиняют историю об эпидемии (Epidemic, 1987), то заражают весь мир и сами покрываются мерзкими язвами.
Если человек пишет детективы, то его можно сразу сажать за решетку — безусловно, он тренирует свой мозг, готовя идеальное убийство, как в "Сыщике" (Sleuth, 1971) Джозефа Манкевича или в "Сумерках" (Tenebre, 1982) Дарио Ардженто. Криминал начинает твориться вокруг стареющий беллетристки в "Бассейне" (Swimming Pool, 2003) Франсуа Озона, как только она уединяется на вилле издателя. Да и смертоносная Кэтрин Треймен из "Основного инстинкта" (Basic Instinct, 1992) прежде всего писательница.
Порой кино изображает реального писателя героем собственных книг — ход невыносимо банальный, но модный. Да и к лицу только мрачным авторам. Франц Кафка (Kafka, 1991) Стивена Содерберга дерется врукопашную с царящим над ночной Прагой маньяком, экспериментирующим на живых людях. Дэшилл Хэмметт (Hammett, 1982) теряется в криминальных лабиринтах Чайна-тауна. Взявший псевдоним в честь Эдгара По японский мистик и детективщик Эдогаво Рампо (Rampo, 1994) Ринтаро Маюдзуми и Кадзуоси Окюямы читает в газете об убийстве, которое придумал в запрещенной властями книге. Когда же кино материализует чьи-то добрые фантазии, получается невыносимо слащавый опус типа "Волшебной страны" (Finding Neverland, 2004) Марка Форстера, сказка о Джеймсе Барри, авторе "Питера Пэна".
На этом фоне почти ангелом кажется Генри Фул (Henry Fool, 1998) из фильма Хэла Хартли. Всего-навсего алкоголик-педофил, совращающий провинциальную семью, у которой снимает, выйдя из тюрьмы, комнату. Женщин — в буквальном смысле слова. Мусорщика-аутиста Саймона — в метафорическом. Наслушавшись Генри, он сочиняет неподъемную поэму, от одного взгляда на которую окружающих начинает тошнить. Зато Саймон получает за нее Нобелевскую премию. Впрочем, в "Фее Гриме" (Fay Grim, 2006), продолжении "Генри Фула", оказывается, что совратитель не так-то прост. Да он и не совсем писатель, а секретный агент, который, в частности, сочинил "Аль-Каиду" и теперь читает мораль самому бен Ладену, сидя в его комфортабельной тюрьме. Так что писатели в кино не ограничиваются мелкими пакостями типа убийств начинающих коллег или собственных родственников, а стоят даже за такими глобальными трагедиями, как атака камикадзе на Нью-Йорк 11 сентября 2001 года.