Воспоминания Дарьи Асламовой "Записки дрянной девчонки" изданы в Литве. Хотя о "беспечной и стихийной откровенности", обещанной на спине книжки, говорить не приходится, она представляет несомненный интерес — если не для литературных критиков, то для социологов.
О существовании журналиста Дарьи Асламовой страна узнала не ранее, чем прочла в "Собеседнике" ее воспоминания о встречах с Русланом Имрановичем (Хасбулатовым? — фамилия ни разу не упоминается), Николаем Ильичем Травкиным (несомненно), и Александром Абдуловым. Роман с Русланом Имрановичем Х. закончился для лирической героини обыкновенно ("и я была уже не я, а только дикое молодое животное, шепчущее похабные слова, чтобы подстегнуть воображение"), Н.И. Травкин ничего не добился, как ни пылал, а Александр Абдулов, известный Принц и Медведь, с сентиментальной девушкой, обожавшей смотреть "Обыкновенное чудо", обошелся по-медвежьи.
Разворот в "Собеседнике" произвел впечатление: неожиданно выяснилось, что даже Председатели президиума Верховного Совета иной раз не прочь. Таинственному Руслану Имрановичу напомнили, как он, кавказец и чечен, нашу девушку Дашу. Сексуальная неудача Травкина предварила неудачу политическую. В этой истории все и заинтересовались именно политикой, не заметив, что на отечественном литературном рынке появился новый жанр скандальных записок современников.
"Записки" — древний и почтенный жанр. Карточки с разнообразными Записками заняли бы целый ящик в предметном каталоге. Мы встретим там и "Записки об англо-бурской войне" и "Записки о моемъ времени" и "Записки у изголовья". Теперь к ним прибавляются и "Записки дрянной девчонки": о войне, времени и изголовьи.
Понятно, если бы речь шла об издании записок, предпринятом, скажем, потомками почтенной старой дамы, вспоминающей безумную молодость в далекой России. За счет семейных воспоминаний тиражом в 300 экземпляров выжило парижское издательство "Синтаксиса" в доме Синявского-Розановой. Тогда оправданы были бы пассажи о забытом, вроде "самые предприимчивые и самые бездарные писатели добивались славы за свои лицемерные, угодливые творения". Но жанр прижизненных записок не таков. Такие записки — не исповедь, но повесть.
История девочки, приехавшей завоевать столицу относится к старинному типу сюжета. Составляющие его подобраны коммерчески правильно: старт провинциалки в столице, первая любовь, первый аборт, первые мужчины, проститутки, казино, Сараево, Чечня, Абхазия, Карабах, Белый дом и пароход, счастливая свадьба (фото под руку и посвящение "моему мужу"). В этом смысле книга вполне политически выдержана. В ней можно найти мотивы, отдаленно напоминающие феминистические, в ней говорится о горячих точках и региональных конфликтах, о власти денег и мужской брутальности.
Иногда Дарью Асламову подводит желание что-либо выдумать, а иногда — абсолютно неуместная в истинных прижизненных мемуарах правдивость. Тип письма явственно делится на деловое описание событий и лирические отступления. Пример хроники: "Лиана сказала, что за такой прекрасный вечер она дарит мне заколку и свои любимые трусы". Пример лирики: "Ночь всегда пробуждает у меня религиозные чувства, в страхе мне почудилось, что Бог снова начал свою старую игру, и я единственная женщина на земле, а мой Андрей — единственный живой мужчина. В панике я подскочила..." О любовных поединках автор говорит как военный обозреватель, а на войне интересуется в основном любовью.
Слагая повесть, Дарья Асламова так и не смогла выбрать точную интонацию. Перед ней было два варианта. Либо утрированная наивность, скрывающую жесткий контроль над собой и текстом, либо чистые красоты дамского романа. Лексика постоянно смешивается, в результате проза напоминает гигиеническую вату в сахарной пудре.
В целом же Дарья Асламова упирает на хронику и напрасно. Этот вариант и более сложен и менее выигрышен. Ставить следовало на лирику. Так выиграл в свое время новокузнецкий фотограф Николай Бахарев, делавший заказные портреты новокузнецких красавиц в стиле Vogue, но Вог по-новокузнецки. Лишь местами Дарья Асламова приближается к идеалу: "Сейчас я вас угощу приключениями из собственной жизни. Прибой случая выносил на мой скромный бережок разных знаменитостей." Повесть о девичьей жизни, выдержанная в подобном тоне имела бы бешеный успех — у всех.
Именно в этом Дарья Асламова особенно сильна, хотя, похоже, не понимает собственной прелести. Ей очень недоставало жестокого редактора и полного отсутствия какого бы то ни было знакомства с литературой. Здесь явно подвели родители: мама-товаровед и папа-поэт, член СП СССР. Неуместна ирония насчет того, что дочка унаследовала практичность папы и мамин литературный талант. Достоинство и счастье ее в том, что она — девушка без вкуса, но в прозе почему-то считает себя обязанной этот вкус проявить. К счастью, это получается не всегда: она путается в придаточных предложениях и не совсем ясно представляет себе значение иностранных слов типа "адюльтер" — но к сожалению, это лишь ошибки, а не прием.
То, что вчера перешло бы из редакционного портфеля в редакционную корзину, сегодня издается в 80 000 экземпляров, и это скорее хорошо чем плохо. Упущена, правда, возможность сделать отличную книгу, поскольку для этого потребовался бы иной уровень стилизации. Зато есть пожива для социолога — не очень ясно выраженное, но очень ценное ощущение юной души: мир меряется его отношением к тебе. Система вполне житейски правильная, но впервые вынесенная на страницы советской литературы.
Иллюстрации, вопреки стараниям художника, удачно воспроизводят страницы провинциального семейного альбома: фотографии от двухлетнего возраста до счастливого замужества, портрет мужа за рабочим столом и covergirl — фотография в шляпке (написано: работы Юрия Афанасьева — какого? неужели?).
В заключение следует сказать, что портрет автора без штанов хотя и не украсил, но и не испортил книгу.
АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ
Дарья Асламова. Записки дрянной девчонки. Вильнюс: "Полина", 1994