Фестиваль балет
В последней гастрольной программе американцев объединены четыре балета современных хореографов, поставленные специально для главной труппы Нью-Йорка New York City Ballet (NYCB). ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА убедилась, что верность традициям не исключает прогресса.
Как и все труппы, живущие без хореографа-харизматика, New York City Ballet непрестанно ищет авторов, способных сделать сегодняшнюю жизнь компании не менее полнокровной, чем ее славное прошлое,— ведь ни один нормальный театр мира не хочет быть лишь музеем. В 2006 году именно для пополнения репертуара NYCB затеял "Бриллиантовый проект" — семь приглашенных хореографов поставили по балету. Два из них — "Il vento" в постановке Мауро Бигонзетти и "Русские сезоны" Леонида Десятникова--Алексея Ратманского — приехали на гастроли в Лондон. Компанию им составили "Закуски" арт-директора труппы Питера Мартинса и "Карусель" главного "резидента-хореографа" NYCB Кристофера Уилдона. Во всех нет литературного сюжета, они не обременены декорациями, весьма скромны по костюмам — ничто не должно отвлекать зрителя от танца.
Но балетмейстерам это не всегда на руку. В уилдоновской "Карусели", поставленной в 2003 году в честь столетия культового бродвейского композитора Ричарда Роджерса по мотивам одноименного мюзикла 1945 года, наивность замысла и его воплощение принимают несколько карикатурные формы. В балете светлое чувство юноши и девушки зарождается в парке аттракционов (о чем свидетельствуют лампочки под колосниками), и автор, понятное дело, обыгрывает идею карусельного колеса. Кордебалет пританцовывает по кругу, делает акробатические колеса и машет руками в кругообразных port de bras. Герои закольцовывают свои дуэты — каждый начинается с попытки поцелуя и заканчивается побегом застенчивой девицы. Танец влюбленных напоминает советский эталон эпохи ханжеских 70-х: пробежки, уворачивания, потрясенные простирания рук, кружения, обводки в арабеск, изредка — всплеск верхней поддержки. Избавить картонную "Карусель" от фальши не способны ни старания кордебалета, ни опыт превосходного танцовщика Дамиена Войтцела, ни женственность его партнерши Тайлер Пек.
"Zakouski" Питера Мартинса — тоже не образец естественности. Но американцу, поставившему па-де-де в цыганском стиле на скрипичную музыку русских корифеев — Рахманинова, Прокофьева, Стравинского и Чайковского, это простительно: умиляет искреннее увлечение автора загадочной русской душой и не менее загадочным русским характерным танцем. Артисты Меган Фэйрчальд и Хоакин де Луз тоже разделяют увлеченность хореографа. В адажио балерина умно подчеркивает непредсказуемость смены поз и своевольные переходы от беспричинной грусти к такой же безосновательной шаловливости, а ее кроткий партнер с явным удовольствием исполняет вкрадчивую цыганочку с выходом.
"Русские сезоны" нашего Алексея Ратманского умны, изящны, рациональны, в меру шутливы, очень музыкальны. Эта европеизированная Россия вполне соответствует музыке Леонида Десятникова, обработавшего фольклор в духе Антонио Вивальди. В своих "Русских сезонах" Алексей Ратманский цитирует "сезоны" дягилевские: мотивы фокинского "Петрушки" и "Свадебки" Брониславы Нижинской прочитываются в позах артистов и общих мизансценах. Православно-языческие ритуалы присутствуют ненавязчивым фоном: оплакивание невесты, пляски дружков, венчание — все без пафоса и надрыва, в типичном стиле Ратманского — живеньком, дробном, но несколько монотонном для бессюжетного балета такого формата. 12 американцев танцуют русских людей с радостью, порой приобретающей несколько комический оттенок: в частности, когда могучий негр (Альберт Эванс) егозит перед избранницей в маленьких жете с заносками и отвешивает поясные поклоны. Как все это станцуют настоящие русские, увидим в ноябре: хореограф Ратманский переносит балет на сцену Большого театра.
Главным же репертуарным приобретением труппы NYCB, открывшим ее неиспользованные ресурсы — эротичную истовость и превосходное владение техникой современного танца, стал спектакль "Il vento" итальянца Мауро Бигонзетти на музыку Бруно Моретти. Превосходная работа светохудожника Марка Стенлея внесла в бессюжетный балет подобие истории. К герою (Бенджамен Миллепье), мающемуся на авансцене в глубоком душевном кризисе, под микроскопом луча света из темных глубин сцены выползают призраки — то ли метафоры его израненной души, то ли реальные персонажи, населявшие его прошлое. Зловеще изломанные массовые композиции похожи на наркотические кошмары, а два поразительных по напряжению дуэта заставляют вспомнить фирменные саспенсы хичкоковских фильмов. Здесь тоже не поймешь до самого конца, кто охотник, а кто жертва — пленительные и беспомощные женщины-вамп с их непроницаемой эротичностью или агрессивные мужчины, иссушенные чувственностью своих партнерш. Темперамент итальянца-хореографа преобразил не только американцев, проявивших в его балете несвойственную им многозначность, но и лондонскую публику: "Il vento", лидера программы, наградили овацией, сопровождаемой воплями, почти первобытными по своей восторженной бессмысленности.
Очертив в последней программе свой путь развития, главная американская труппа однозначно высказалась за европейское направление: из четырех ее авторов лишь один американец. Впрочем, ближайшее будущее NYCB пока туманно: англичанин Уилдон только что покинул пост главного приглашенного хореографа, русский Ратманский совсем недавно от него отказался. Тот, кто займет вакантное место, и будет лелеять дальше лицо труппы, выглядевшее весьма ухоженным на нынешних лондонских гастролях.