Маша уехала с классом во Францию на весенние каникулы, и я провел целый день только с Ваней. Я осознал вдруг, что ничего подобного не было за всю мою и за всю его жизнь. Мы не оставались наедине друг с другом. Они с Машей никогда не разлучались, просто повода не было. А когда Маша на новогодние каникулы уехала в Лондон, с нами все время был кто-то третий. Чаще всего это была, конечно, Ванина мама.
И вот утром мы оказались с Ваней и больше ни с кем. И я понял, что надо что-то делать. Я сначала решил отвести его в кино. Он все-таки же любит кино, хотя и только про черепашек ниндзя. Но потом я вспомнил, что обязательно надо вымыть машину. Я спросил Ваню, нормально ли будет, если мы заедем вымыть машину. Он как-то задумчиво согласился, и через пять минут мы были уже на мойке.
Он долго не хотел выходить, он хотел посмотреть, как моют машину, изнутри. Я пообещал, что в кафе, куда мы зайдем, пока будут ее мыть, он увидит что-то такое, что ему понравится. Он согласился, так же задумчиво. А может, нехотя.
Владельцы этого кафе — армяне, здесь армянские официанты и армянская кухня, а само кафе почему-то пропитано морскими мотивами. Наверное, армяне все время тоскуют по морю, которого у них нет, а у азербайджанцев есть, и даже в оформлении этого кафе в центре Москвы сказалась их вселенская тоска по морской глади.
Здесь повсюду развешены обрывки каких-то парусов, семейные фотографии усатых армянских капитанов с трубками во ртах, спасательные круги... И есть несколько больших аквариумов с морскими рыбами, хоть и небольшими, но все-таки морскими.
И вот Ваня подбежал к одному из этих аквариумов и присел перед ним. Я вдруг понял, что только теперь он перестал жалеть о том, что согласился поехать со мной на мойку. Я-то думал, что, наоборот, это будет очень и очень по-мужски — поехать не как обычно в кино, а вот на мойку и что мальчик будет в восторге от этого. Но в восторге он был от этих рыб.
Он сидел перед аквариумом и гладил, гладил его стеклянную стенку, и что-то шептал этим рыбам... Ему было очень хорошо с ними. И им тоже с ним. Они сгрудились вокруг его прилипших к стеклу ладошек и тыкались в них своими масляными носами. Я очень расчувствовался, подошел к нему, тоже присел на корточки. Мальчик обрадовался и резко повернулся ко мне:
— Папа, можно я вот этих двух закажу?!.
И он показал мне этих двух, вдруг встрепенувшихся так, словно они поняли, о чем тут за стенкой толкуют. Они затрепетали и хотели, казалось, куда-то ускользнуть, но куда ж ты денешься из аквариума, милая.
Я объяснил Ване, что так думать про этих прекрасных рыб — преступление и что жизнь — чище и лучше, чем он думает в свои пять лет. И что рыбы могут просто плавать, только этим радуя нас.
— А помнишь, мы ходили в один ресторан, там был такой же аквариум, и ты заказал мне двух рыб, — недоуменно сказал мальчик. — Я одну даже сам ловил, помнишь?
Я припомнил только карпа в китайском ресторане, мальчик с восторгом подтвердил насчет карпа и добавил, что были еще две, которые к китайскому ресторану никакого отношения не имеют.
К счастью, тут нам передали, что машину вымыли. Мы вышли, расплатились, и я подумал, что, видимо, надо все-таки ехать в кино. Но потом эта мысль показалась мне какой-то пошлой. Ну почему если ты оказался наконец-то наедине с сыном, надо ехать обязательно в кино? Почему чуть что, сразу в кино? Что с сыном, что не с сыном?
Ну а куда могут поехать мужчины в свободное от работы и от детского сада время? Нет, ну конечно, не туда. Но есть же еще какие-то места. И я позвонил другу, которому два раза такие вещи объяснять не надо.
— А вы по танкам лазили? — спросил он.
— Нет, — виновато признался я.
— А, ну все, — сказал он. — Езжайте на Поклонную гору, там музей военной техники под открытым небом. Танки, пушки, самолеты... Вам туда.
Я даже не поверил своим ушам и своему счастью. Ваня, правда, по-моему, не очень понял, что я ему предложил, но согласился. Через четверть часа мы были уже на Поклонной горе. И мы сразу увидели один танк. Он стоял в стороне от музея, и на него можно было и в самом деле залезть. Издали я увидел две фигурки на этом танке и обрадовался.
Меня вообще уже распирало от того, что мы делали. Это и правда получалось как-то уж очень по-мужски.
На танке стояли девушка и юноша с фотоаппаратом. Он что-то бормотал, снимая не девушку на танке, а какие-то детали этой машины. Чем-то он был сильно недоволен.
Оказалось, что этот юноша — специалист именно по танкам Т-34. А недоволен он тем, что на послевоенную тридцатьчетверку надели башню с какого-то вообще тягача и выдают за классику.
Юноша помог поднять Ваню на танк и тут же забыл о нем, с головой уйдя в люк, который ему неожиданно удалось открыть. Ваня бы тоже с головой ушел в этот люк, и даже, боюсь, всем телом, если бы я, забравшись на танк, не схватил его. Через мгновение мальчик сидел уже на стволе. Еще через мгновение свешивался откуда-то с гусеницы. Он словно вырос на этом танке. Танк был для него как джунгли для Маугли. Я с удивлением и опаской наблюдал за ним. И я вообще-то гордился им.
Минут через 20 я снял его с танка, объяснив, что самого главного он еще не видел. То, что мы увидели на полигоне, совершенно захватило меня самого. В какие-то моменты я забывал о Ване, а он — обо мне. Он надолго пропал в лабиринтах окопов, и я только слышал его крик:
— Та-та-та-та!
Это он жал на гашетку, как я потом понял, когда сам добрался до пулемета на одной из огневых точек. Я тоже жал. И вы будете жать, если вы честный человек. И будете орать:
— Та-та-та-та!
Мы еще два часа ходили среди подбитых немецких самолетов, среди артиллерийских пушек, санитарных поездов, среди штурмовиков и истребителей, и Ваня, теряя ощущение времени и пространства, повторял одно и то же:
— Папа, сегодня такой день, такой день...
Ваня, мысленно умолял я его, ну скажи это еще раз!
— Такой день... — говорил Ваня.
Спасибо, родной, мысленно шептал я.
Поздним вечером мы поехали в аэропорт и встретили Машу. Она вернулась из Парижа. Мы жаждали ее рассказа. И она жаждала рассказать. Но она не успела ничего. Рассказывал в этот вечер Ваня — про то, какой это был день.
Маша терпеливо слушала. Мы приехали домой. Она подарила мне туалетную воду во флаконе в виде Эйфелевой башни, которую Маша называет Эльфовая. Она, наверное, думает, что башню так назвали потому, что в ней живут эльфы.
Потом Ваня задел меня за живое, то есть ударил в ногу, потому что ему срочно понадобился спарринг-партнер по ушу, и мы начали драться.
— Перестаньте, — сказала Маша. — Ненавижу, когда мужчины дерутся.