На выставке в Национальном центре современного искусства в Гренобле, носящей название "Magasin", Илья Кабаков показал три инсталляции — "Лодка моей жизни", "Альбом моей матери" и "Золотая подземная река". Они уже демонстрировались прежде в других странах, но впервые предстали как единое целое, отмеченное сложным драматургическим замыслом.
Три инсталляции Кабакова внутренне связаны между собой. "Подземную реку" символизирует позолоченная нить, вдоль которой расставлены пюпитры с рисунками, фрагментами партитур и текстами. Это своеобразные отчеты о том, что было увидено и услышано в течение дня. Один день не похож на другой, но в конечном счете в рисунках гораздо больше сходства, чем различий. Двигаясь вдоль пюпитров, зритель совершает довольно унылое путешествие, в котором каждый день одинаково интересен и, следовательно, одинаково неинтересен; к последнему пюпитру он подходит с чувством разочарования. Ему приходится еще раз убедиться в монотонности картины жизни и одновременно — в благотворности этой скуки, которая хоть и навевает тоску, но лучше, чем "интересная" трагедия.
И все же чувство трагического знакомо Кабакову. В этом можно убедиться, читая и рассматривая "Альбом моей матери" — перечень смертей, драматических событий и переживаний. Чтобы поведать эту историю западному зрителю, Кабаков построил лабиринт коридоров с грязноватыми стенами, которые освещены тусклыми лампочками, висящими на открытой проводке. На стены художник нарочито неловко повесил старые фотографии — свидетельство жалкого и наивного стремления украсить быт.
Самой зрелищной была третья инсталляция Кабакова — "Лодка моей жизни". Семнадцатиметровая деревянная барка наполнена картонными коробками с одеждой и игрушками, планшетами с наклеенным на них мелким хламом — точилками для карандашей, пробками, записками... Все педантично снабжено подписями на двух языках, что окончательно превращает жизнь в музей воспоминаний, гербарий впечатлений. "Жизнь есть склад" — так можно было бы назвать бесконечный роман, который пишет художник. Одна из известных его инсталляций (1982) была посвящена жизни "человека, который никогда ничего не выбрасывал": собранный им хлам аккуратно инвентаризован и превращен в материальную летопись его жизни. Кабаков до сих пор остается верен этой концепции. Его инсталляции, принявшие ныне гигантские размеры, как будто выполнены этим "человеком из толпы", творение которого, архив его жизни, становится больше и значительнее его самого. В инсталляциях Кабакова всегда множество утомительных подробностей, которые испытывают предел зрительского терпения, вызывая у него чувство раздражения, — на него-то Кабаков и рассчитывает, строя свои "скучные" работы. Реакция зрителя продумана заранее.
В постановке своих биографических спектаклей Кабаков крайне реалистичен, однако публика не остановилась на "этнографическом" уровне прочтения его работ. Один из наиболее признанных современных французских художников — Кристиан Болтански. Группируя в своих инсталляциях старые фотографии, письма и иные свидетельства своего печального детства, он умело создает атмосферу ностальгии. А поскольку французская публика хорошо знакома с собственным современным искусством, она оказалась вполне готова к чисто эмоциональному восприятию работ Кабакова, а критика прямо сравнила его с Болтанским. Правда, такое прочтение также не исчерпывает всех смыслов работ Кабакова, главный сюжет которых обычно развивается не в эмоциональной, а в чисто интеллектуальной плоскости, на пересечении изображения и текста. Но Кабаков вполне готов к тому, что его работы будут прочитаны на разных уровнях, — в соответствии с его замыслом, вопреки ему или вне всякой связи с ним.
ПАВЕЛ Ъ-БОРИСОВ