Завершился Авиньонский фестиваль — один из самых крупных, длинных и популярных театральных фестивалей мира. Несмотря н на обрушившуюся в последние две недели на Европу чудовищную жару (Авиньон к тому же — на юге Франции), у 48-го фестиваля оказалось даже больше зрителей, чем у 47-го — в среднем зрительные залы заполнялись на 70% (против 66% в прошлом году).
Как и положено фестивалю, чья биография хотя и длинна, но далека пока от завершения, Авиньон-94 преподнес несколько открытий. Самым ярким из них стал театр наездников "Зингаро" (Zingaro), собравший на свое представление "Химеры" 20 тыс. человек — значительно больше, чем мог вместить в обычных условиях расположенный в Центральном парке и раскаленный солнцем шапито. Другая цирковая история, снискавшая любовь зрителей, это "Больные цирковые животные" в постановке Винсена Колена (Vincent Colin) с популярнейшим Жаном-Полем Фарром (Jean-Paul Farre) в главной роли — история о клоуне, который никогда не может поступать так, как хочет, но зато способен все что угодно вообразить. "Для меня этот спектакль — возможность заявить о новом типе цирка, а цирк я обожаю с детства, — объяснил Жан-Поль Фарр. — Я создаю безумный и смешной мир, близкий и взрослым и детям".
Как и положено фестивалю, с почтением относящемуся к традициям, Авиньон позволил с большой долей вероятности прогнозировать свои результаты. Так, в полном согласии с предположениями Ъ (см. номера от 15 и 20 июля) фаворитами этого года стали японцы с их обширной программой, "Андромаха" в постановке Жака Лассаля (Jaques Lassalle) и английский драматург Эдвард Бонд (Edward Bond) с "Бинго" о Шекспире и "Военными пьесами" об эпохе холодной войны.
Французы в очередной раз продемонстрировали, что всегда готовы противопоставить непомерному английскому консерватизму что-то свое — например, непомерный же энтузиазм. Как известно, пьесе "Бинго", изображающей величайшего драматурга чудовищным скрягой, в Великобритании была устроена настоящая обструкция, а Джон Гилгулд (John Gielguld), сыгравший Шекспира, чуть не расплатился за дерзость любовью зрителей. Двадцать лет спустя французы пригласили создателя "Бинго" для участия в дискуссии на тему, как играть Эдварда Бонда во Франции. Вопрос "как" остался открытым, зато выбор "что играть" был сделан с удивительной точностью — выяснилось, что наиболее удачными Бонд считает как раз те пьесы, которые были представлены на фестивале.
То, что скандал вокруг "исторического" Шекспира всегда окажется в центре внимания — понятно. Любопытно другое: как смогли не утратить популярности "Военные пьесы". Драматург объясняет это тем, что ситуация в мире хотя и изменилась, но по-прежнему остается весьма невнятной.
Особенный энтузиазм публики вызвала заключительная речь Бонда — хотя и не содержавшая особых откровений, она произнесена была на большом подъеме: "Новый театр должен быть основан на размышлениях о человечестве и стараниях его понять. Новый театр требует и новой актерской игры, и новой режиссуры, и новой драматургии. У меня нет готового определения человеческого существа, но как автор я стараюсь заставить задуматься это самое существо. Театр — не волшебная палочка, которая одним махом может изменить людей. Но драматурги должны писать так, чтобы зрители, выходя из зала, становились человечнее. Задача автора — не врачевать раны, но указывать на них".
Второй "по интересу" после Папского дворца была признана площадка Авиньонской часовни Penitents-Blancs. Именно там был показан "Дневник Нижинского" в постановке Изабель Нанти (Isabelle Nanty) с Реджепом Мировицой (Redjep Mirovitsa) в главной и единственной роли. Эта постановка — не из числа новых: она появилась год назад, но авиньонская серия спектаклей прошла с успехом — который, впрочем, адресован скорее автору дневника, чем авторам постановки. Спектакль изыскан, но несколько монотонен. Актер, весь в белом, сидя за школьной партой, делает вид, что читает текст, который, конечно же, знает наизусть. Зрители же, в большинстве своем, знают лишь то, что Нижинский — едва ли не лучший танцовщик столетия, а Дягилев — крупнейший антрепренер. Подробности, как водится, ускользнули от внимания публики — и в этом причина успеха пьесы-монолога, почерпнутого из дневника, который Нижинский вел в 1918-1919 годах в Швейцарии, где жил тогда с женой и дочерью. Цитаты подобраны таким образом, что интерес зрителя к тексту почти не ослабевает: "Дягилев был порочным человеком — он любил мальчиков... Я с первого же дня возненавидел его. Мне было 19 лет, и он овладел мной, воспользовавшись моей бедностью. Я дрожал как лист и изо всех сил старался скрыть отвращение, которое он мне внушал. Я знал, что если не позволю ему употреблять меня, то и я и моя мать умрем с голоду". Мировица читает текст Нижинского бесстрастным голосом, не меняя ни позы, ни выражения лица. В обычном театральном интерьере это, возможно, и утомило бы, но под сводами готической часовни неожиданно прозвучало подлинной исповедью.
Еще один из популярных малых залов Авиньона — Лицей святого Иосифа, где был показан спектакль "Альцеста" по мотивам Эврипида в постановке Жака Нише (Jacques Nichet). Античная трагедия превращена режиссером в современную семейную драму — скорее смешную, чем "чувствительную". Завязка мифа быстро излагается в прологе: это история греческого принца Адмета, который женится на своей возлюбленной Альцесте. К сожалению, во время брачной церемонии забыли упомянуть Артемиду. Разгневавшись, богиня решила покарать новобрачного внезапной смертью. Ее брату-близнецу удалось несколько смягчить кару: Адмет не умрет, если ему удастся в течение нескольких лет найти человека, согласного умереть вместо него. Тут, собственно, и начинается действие спектакля. Адмету удается найти себе жертву: это его супруга. Альцеста, в отличие от всех остальных родственников и знакомых, соглашается сойти в царство Аида, но заставляет супруга поклясться, что он никогда не прикоснется к женщине.
Ни зрителям, ни критике так и не удалось однозначно определить, что им было предъявлено — грубый фарс, трагедия или бурлеск. Возможно, именно в этой неопределенности и заключался замысел режиссера. Если так, он справился с задачей. Во всяком случае, "Альцеста", хотя и не стала зрительским хитом, была единодушно отнесена критикой к числу "самых любопытных событий".
Как всегда, интересны были (и здесь публика и критика проявили исключительное единодушие) и "авиньонские ночи" — то есть спектакли, начинавшиеся вечером и продолжавшиеся до рассвета. Рекордсменом 94-го года стал "Генрих VI". Пришедшие на этот спектакль зрители покинули Папский дворец только в половине седьмого утра.
АРИНА Ъ-ВАСИЛЬЕВА