Книга гастроли
Главным событием 9-й Вильнюсской книжной ярмарки стало явление культового американского прозаика ДЖОНА ИРВИНГА. Несмотря на практически непроницаемую заботу, которой радушные хозяева окружили гостя, ВЛАДИМИРУ Ъ-ВОДО удалось прорвать кольцо и расспросить писателя о его жизни и творчестве.
— Чем объяснить переход отдельных персонажей и сюжетов из одной вашей книги в другую? Новая Англия, проститутки, Вена, медведи, вольная борьба, оканчивающийся смертью несчастный случай и — отсутствие одного из родителей. Плюс целый букет половых извращений: тут тебе и групповое изнасилование, и гомосексуализм, и инцест, и педофилия...
— Все мои романы так или иначе посвящены теме брошенных детей и пропавших отцов — или же, как во "Вдове на год" — погибших детей и пропавших матерей. Если же говорить о моей последней вещи, "Until I Find You", то в ее основе два пережитых мною в раннем детстве и отрочестве события: это мой самый первый сексуальный опыт — мне было 11, и я был настолько мал, что не осознавал, что происходит; знал лишь, что об этом никому нельзя говорить,— и безотцовщина. Я даже не понимал, что меня насилуют,— и позднее, будучи уже в том возрасте, когда я осознавал, что занимаюсь любовью с девочкой-сверстницей по своей собственной инициативе, я понял, что это уже не первый раз, и что занятие сексом со зрелой женщиной было куда приятнее...
Если бы я писал "Until I Find You" раньше, книга называлась бы и выглядела бы иначе. Это самая автобиографическая из всех моих книг, хотя ее отголоски можно найти практически во всех моих предыдущих романах. У меня есть правило смотреть с некоторой дистанции на вещи, которые повлияли на меня в свое время, огорчили, злили, расстраивали. Я уверен, что должно пройти какое-то время для того, чтобы правильно оценить случившееся. Поэтому о своем детстве и отрочестве я стал писать, когда мне исполнилось 60. Я намеренно сделал Алису более жестокой по сравнению с моей настоящей матерью, а женщину, которая совращает десятилетнего Джека Бернса,— много старше, чем это было в действительности. Моя мама не была плохой; она никогда не сделала мне ничего плохого — она любила меня. Но вот стена молчания о моем отце, которой она меня окружила... Поскольку я ничего не знал о своем настоящем, биологическом отце, я его воображал куда хуже, нежели в действительности был Джон Уоллес Блант, мой отец. Я узнал о его существовании в 1981-м, когда мне было 39, и моя мать положила мне на стол стопку писем, которые он писал ей с войны. Я использовал кое-какие из его рассказов: о том, как его самолет сбили японцы, как он пробирался из Бирмы в Китай, и как он лечился в госпитале, в "Правилах виноделов". А через 20 лет я получил письмо от человека, назвавшегося моим возможным братом, который сообщил мне, что мой отец скончался в 1996-м году в возрасте 77 лет. Потом я узнал, что когда я выступал за свой колледж в соревнованиях по вольной борьбе, он специально приезжал на меня посмотреть. Только вот знал ли он, что писатель Джон Ирвинг — его сын? В "Until I Find You" есть такой момент: его главный герой актер Джек Бернс стоит на сцене и воображает, что из зрительного зала на него смотрит лишь один, самый главный зритель. И что этот зритель — его пропавший отец.
О персонажах. Действительно, у Эммы из "Until I Find You", с которой Джек учится в школе (для девочек!), есть предшественницы: Мелани из "Правил виноделов" и Эстер из "Молитвы по Оуэну Мини". Правда, в отличие от других персонажей, которые списаны с реальных людей и которых я когда-либо знал, это воображаемый образ, точнее, образ человека, познакомиться с которым я мечтал в детстве, когда мне было лет десять. А об Оуэне Мини я написал как о некоем эмбрионе, как о чем-то недоразвитом, недоношенном, как о птенце, которому место в скорлупе яйца, а не в реальной жизни, и вдруг понял, что нечто подобное где-то уже было. Я спросил свою жену: "На что это похоже?" И она мне показала мою же книгу, "Правила виноделов", где я тоже описывал одно из действующих лиц — но затем я смог вывести этот образ как бы на новый, более совершенный уровень.
— А медведи на мотоциклах, которые проносятся по всем вашим ранним романам? Это что, какая-то привязанность? И — Вена. Знаете, когда я попытался использовать ваши книги в качестве путеводителей по городу, у меня ничего не вышло. Скажем, я так и не нашел Gasthaus Freud из "Отеля "Нью-Гемпшир"".
— Ну, Вена сильно изменилась с тех пор, когда я провел там год в Институте европейских исследований... Медведи — нет, у меня нет к ним никакой привязанности.
— Однажды Джоан Роулинг в ответ на вашу со Стивеном Кингом просьбу оставить Гарри Поттера в живых обвинила вас в массовом убийстве ваших действующих лиц.
— Большинство моих книг — о потерях. Людей, кого ты любишь и без которых ты не представляешь себе жизни. Мне интересны ощущения людей, которые теряют своих близких. Поэтому неудивительно, что во многих моих романах герои теряют родителей, детей, даже части своего тела. Винить меня в этом — полная чушь.
— Что, на ваш взгляд, самое важное в писательском ремесле — талант, а, может быть, усердие?
— В этой жизни мне посчастливилось побывать не только писателем. Я был спортсменом, много и усердно тренировался, и у меня это получалось.
Уже к тридцати годам я понял, что талант — это не самое главное в жизни, в том числе и для писателя. Если есть что-либо, что тебе нравится, надо, чтобы это повторялось снова и снова. Куда важнее не лениться; это важно не только в спорте, но и в работе писателя. Скажем, все свои романы я переписывал по нескольку раз — и никогда не жалел, что сделал это.
— Ваши романы весьма популярны, несмотря на их солидные, до тысячи страниц, объемы. С другой стороны, многие сегодня беллетристике предпочитают нон-фикшн или же вообще не читают, лишь смотря фильмы и телесериалы...
— Те, кто любят фильмы, никогда не станут надежными читателями. Тем, кто предпочитает нон-фикшн, важны события, идеи, но никак не образы героев. Большинство политических романов плохи. Но, как и настоящие писатели, настоящие читатели не ленятся читать длинные книги — скажем, Стивена Кинга, Салмана Рушди, ту же Джоан Роулинг, меня, в конце концов...
— Самым лучшим вашим романом обычно считают "Мир по Гарпу"...
— Это не так. Я не считаю его лучшей моей книгой. Самой известной — пожалуй, но отнюдь не лучшей. В действительности после выхода этого романа я мог целиком посвятить себя писательскому ремеслу, это правда.
Ведь "Мир по Гарпу" я писал по два часа в день, потому что занимался тогда преподавательской деятельностью, был тренером по вольной борьбе.
Я не разделяю свои романы на лучшие и худшие, на любимые — и не очень. Так что самой любимой книги у меня нет. Хотя должен вам сказать, что мои последние шесть романов (а всего их 11), начиная с "Правил виноделов", я считаю лучше предыдущих. Каждая последующая вещь — лучше предыдущей.
— Над чем вы работаете сейчас?
— Над своим 12-м уже романом, который будет называться "Last Night In A Twisted River". Думаю закончить его до конца текущего года. В итоге четыре года. Это, я вам скажу, быстро. Обычно у меня уходит пять лет — а свой предыдущий роман — "Until I Find You" — я писал целых семь лет.
Кстати, все свои романы я пишу задом наперед — и моя новая работа — не исключение. Заключительная фраза будет звучать так: "He felt that the great adventure of his life was just beginning...". Когда она пришла мне в голову, записать ее было не на чем — поэтому пришлось использовать рецептурный бланк.