премьера / театр
Шекспировские пьесы приходят к нам волнами. Судя по афишам, сейчас на дворе время "Короля Лира". Поветрие поддержал и знаменитый режиссер Люк Бонди, трагедию о старом короле и его дочерях он поставил в одном из самых благополучных и именитых театров Европы — венском Бургтеатре. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Люк Бонди меньше всего стремился сделать "Лира" о жажде власти — здесь жажда другая. Завязка трагедии Шекспира всегда рождает вопрос: а с чего вдруг все эти речи о дочерней любви? Ответы бывают разные, а некоторые режиссеры и вопроса этого не признают. Кажется, Бонди доверился мысли, что Лир под старость лет действительно возжаждал любви. Надоел ему черный бархат, надоели придворные в почтительных поклонах. Остальное для него не важно, он и к разделу королевства отнесся как-то по-детски. Просто взял и руками разорвал карту владений на три части, а потом, отлучив от дележа младшую, ее треть порвал пополам, но получилось неровно — так отодрал клочок от одной из дочерей для другой.
"'Лира' поставить невозможно",— в программке Люк Бонди вспоминает это давнее предостережение Беккета, и с классиком абсурдизма он полностью соглашается. Для режиссеров помоложе такое "невозможно" часто означает "возможно все". Но мэтр Бонди — режиссер последовательный, внимательный к тексту и актерам. Он уверенно, не увлекаясь подробностями, но и не торопя события, ведет спектакль вперед. Шекспировских условностей Люк Бонди не стесняется, а над условностями театра иногда позволяет себе легко пошутить, как в одной из сцен бури, когда шут подбрасывает охапками желтые листья на ветродуй, чтобы создалось ощущение осеннего вихря. В венском "Лире" сверкает "настоящая" молния, грохочет гром, хижина, в которой прятался изгнанный Эдгар, взлетает вверх, подхваченная ураганом, и потом картинно шлепается обратно на подмостки.
Постоянный соавтор Люка Бонди художник Ричард Педуцци придумал почти что оперные декорации: в черную пустоту пролога постепенно вдвигаются огромные глухие столбы-стены песочного цвета. Когда они сходятся вплотную, получается нечто вроде двора средневекового замка. Двора не парадного, а заднего: солдаты чистят здесь овощи, и несколько решительных для пьесы объяснений герои проводят среди нечистот. "Лир" — пьеса о том, как нарушился мировой порядок. Однако ни к какой конкретной эпохе пьесу уже давно не привязывают. У Люка Бонди "Король Лир" тоже происходит всегда и везде. И даже смен дня и ночи мир уже не знает: косой верхний свет, который часто прилагается к декорациям господина Педуцци, заменяя и солнце, и луну, напоминает нам, что небес просто нет.
Оттуда, словно из прорехи в эпохах и пространствах, появляется шут — это тщедушное, прихрамывающее, будто с вывихнутыми составами, существо, незабываемо сыгранное актрисой Биргит Минихмайр. В черном костюме кабаретного конферансье, с красным платочком в кармашке и в подростковой вязаной шапочке, шут у Бонди — инвалид и ребенок, чертенок и насмешник. Но в какой-то важный момент у него (у нее) вдруг мелькает женская слеза, и тогда Лир видит в странном шуте свою потерянную младшую дочь. Шекспироведы утверждают, что во времена автора шута и Корделию играл один и тот же актер, поэтому они ни разу не встречаются на сцене. В наши дни бывает, что на эти роли назначают одну и ту же актрису. У господина Бонди актрисы разные, но возможная связь между двумя персонажами проявляется неожиданно и остро.
Что же сам Лир? Его играет Герт Фосс — один из самых знаменитых актеров немецкоязычной сцены. Режиссер, чей спектакль не отнесешь к новаторским, выводит шекспировского короля таким, каким он "должен быть": большим стариком с развевающимися седыми волосами. И в упрямстве своем, и в сумасшествии, и в несчастье Герт Фосс оставляет своего Лира значительным человеком. Так что режиссер не дает публике удовольствия пожалеть преданного дочерями короля. Господин Фосс играет, как и положено большому мастеру, без нажима и форсировки, но в полную мощь, царствуя на сцене не по праву роли, но в силу актерской своей значительности. Его Лир не умирает, но, что называется, испускает дух: несколько глубоких вздохов — и голова сидящего короля повисает над телом Корделии. К нему подтаскивают мертвых Регану и Гонерилью. Семья воссоединилась, и вывод Люка Бонди пугающе прост: захотел любви для себя — получи смерть для всех.