1994 год объявлен в Венеции годом Тинторетто. В течение двадцати лет город готовился к этой дате — четырехсотлетию со дня смерти великого художника. Были отреставрированы все произведения Тинторетто, находящиеся в Венеции, а также многие церкви и здания, в которых они хранятся. Сейчас Тинторетто посвящены сразу три выставки, проходящие в городе: "Тинторетто: религиозная живопись в венецианских церквях" в кьезе Сан Бартоломео, "Портреты Якопо Тинторетто" в галерее Академии и экспозиция "Тинторетто в гравюре" в Палаццо дожей, составленная из гравюр, сделанных по картинам художника начиная с ХVI века и вплоть до позднего XIX. В Мюнхене сейчас проходит выставка "Цикл Гонзага Тинторетто", также посвященная четырехсотлетию со дня смерти венецианца.
Тщательная подготовка к юбилею не случайна. Из всех великих венецианских художников Тинторетто был и остается самым верным родному городу. В Венеции до сих пор находится более половины всех его работ, причем около полусотни картин, написанных для церквей, остались на своем прежнем месте, in situ. Сын красильщика, Тинторетто был тесно связан с цеховой организацией Венеции, с ее разветвленной, тяжеловесно регламентированной и устаревшей уже в конце XVI века табелью о рангах, которая обременяла и в то же время охраняла город вплоть до XVIII века. Жизнь он вел добродетельную и замкнутую, практически не выезжал за пределы родного города, за исключением поездки в Мантую, где он написал свой знаменитый "Цикл Гонзага", находящийся в мюнхенской Пинакотеке.
Почти все свои крупные заказы Тинторетто получал от различных венецианских церквей, монастырей, братств и коллегий. Этим он отличался от Тициана или Тьеполо, трудившихся для международной аристократической элиты, и от Веронезе, веронца по происхождению, часто работавшего для более скромных, но тоже иностранных заказчиков. И сейчас Венеция пышным торжеством отмечает не столько юбилей любимого художника, сколько юбилей образцового патриота.
Бурная, драматическая живопись Тинторетто всегда питала различные легенды, связанные с его личностью. Ему приписывали характер смелый, отчаянный и неистовый. Особенно много домыслов было по поводу его взаимоотношений с Тицианом. Известно, что Тинторетто в юности провел какое-то время в его мастерской в качестве ученика, но потом стал соперником пожилого Тициана, который всячески старался лишить Тинторетто официальных заказов.
В Венеции середины XVI века Тициан был живым богом, таким же, как Микеланджело в Риме. Баловень императора Карла V и всех князей Священной Римской империи, Тициан был почитаем настолько, что сам император почел за честь поднять кисть, выпавшую из рук мастера. Скорее всего, это — легенда, но по-своему показательная: богатство и роскошь жизни Тициана были сравнимы лишь с богатством и роскошью его живописи. О пирах Тициана говорила вся Италия. На них всегда присутствовали двое его друзей: Пьетро Аретино и Якопо Сансовино. Аретино был самым могущественным литератором Италии, его пера боялись князья и папы, платившие ему большие деньги только за то, чтобы он о них ничего не писал. Панегирики оплачивались особо. Сансовино был главным архитектором Венеции, распоряжавшимся крупными заказами, и от него зависела раздача живописных работ во вновь выстроенных республикой зданиях. С помощью Сансовино Тициан добился, чтобы Тинторетто отстранили от оформления интерьеров Библиотеки Марчиана.
Эта троица друзей осуществляла в Венеции XVI века, а часто и за ее пределами, своего рода интеллектуальный рэкет. Бороться с ней было бессмысленно, но легенда, с удовольствием повторявшаяся различными авторами, гласит, что Тинторетто, доведенный до отчаяния насмешками Аретино, инспирированными Тицианом, пригрозил обидчику пистолетом, и тот больше художника не трогал. Конечно, это только вымысел, и трудно вообразить Тинторетто бегающим за Аретино с пистолетом, чтобы заставить его замолчать, — ведь заставить замолчать Аретино было не под силу даже герцогу Мантуанскому. Скорее, в такого рода легендах сказались впечатления от полотен художника — столь динамичная и экстравагантная живопись могла быть создана лишь динамичным и экстравагантным господином.
Сегодня жизнь Тинторетто, очищенная от красочных подробностей, кажется даже несколько банальной. "Очень нормальный гений", под таким девизом проходит юбилей художника в Венеции, что в первую очередь характеризует не Тинторетто, а наше время, уставшее от вдохновенных сумасбродов. Но как бы то ни было, трудно быть венецианцем и "очень нормальным гением" одновременно. Томас Манн в "Смерти в Венеции" передал отношение европейца к этому городу, во многом типичное. Венеция у него настолько же прекрасна, насколько и страшна, — это место, где поселилась смерть, угрожающая самой цивилизации: с востока сюда приходит холера, и город пропитан тлением и болезнью.
Венецианская красота у Манна сродни холере и уже неотделима от нее. В пестрой колыхающейся городской толпе, в туманах, в вечно колеблющейся воде, где разбиваются отражения дворцов и церквей, в запахе водорослей и моллюсков есть неуловимость и непостоянство, родственные болезни. Все это относится и к венецианской живописи, в которой водопад отдельных, почти абстрактных, мазков и бликов рождает ощущение переменчивости и призрачности. Это ощущение рождают и религиозные полотна Тинторетто. Полупрозрачные слои заставляют живопись "дрожать", независимо от внутренней динамики композиции. Живопись Тинторетто подобна текущей воде, сообщающей свою собственную подвижность отраженным в ней предметам. Неровности и мерцание красочной поверхности Тинторетто вызывают в памяти или странное подводное царство, или некоторые интерьеры венецианских церквей с тусклыми вспышками золота на византийских мозаиках.
В творчестве Тинторетто полностью выразился гибельный дух Венеции. В его бесконечных портретах дожей и сенаторов предстает дряхлая и великая венецианская иерархия, а в религиозной живописи чувствуется византийский мистицизм, сформированный греческими, армянскими и германскими религиозными веяниями в католическом городе, духовная жизнь которого сильно отличалась от остальной Италии. Наконец, в самой живописности Тинторетто видна "венецианскость" венецианского искусства, своеобразный вариант итальянской пластичности, разъедаемой изнутри византийским спиритуализмом. Конечно, Тинторетто был "очень нормальным гением", но нормален он был только для одной Венеции.
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ