55 лет назад, в первые месяцы 1953 года, советские евреи с полным на то основанием ожидали массовых арестов, депортаций и всех прочих бед, что случались с представителями наций, сочтенных врагами остальных народов СССР. Масштабы "дела врачей" и сопутствовавшей антисемитской кампании оценивал обозреватель "Власти" Евгений Жирнов.
"В направлении разжигания антисемитизма"
Что бы ни рассказывали и ни писали советские пропагандисты о счастливом многонациональном социалистическом государстве, столкновения на национальной почве не прекращались в Советском Союзе никогда. В сводках, присылавшихся в Кремль и ЦК с Лубянки, регулярно упоминались междоусобные трения и открытые столкновения многочисленных братских народов Кавказа. Не лучше обстояло дело и в тех районах Средней Азии, средней полосы России, Урала и Сибири, где бок о бок жили представители разных национальностей. На крайнем юге СССР шли постоянные стычки из-за воды для орошения полей. А севернее, в степях, не могли поделить места для выпаса скота и сам скот.
Но, если просмотреть сводки с мест за многие месяцы и годы, становится очевидным, что количество сообщений о межнациональных проблемах напрямую зависело от экономической, точнее продовольственной ситуации в стране. Как только появлялись первые признаки затруднений и возможного повторения голода, представители всех народов, подчиняясь природному инстинкту самосохранения, начинали усиленно бороться с трудностями, не слишком заботясь при этом об удобствах соседей. Естественно, алчные инородцы или иноверцы объявлялись виновными в том, что жить стало еще хуже и грустнее. Однако особую неприязнь в эти периоды все советские народы испытывали к евреям. Даже в самые тяжелые дни Великой Отечественной войны.
Об окопавшихся в тылу евреях говорили не только рядовые фронтовики, но и те, кто был обязан воспитывать красноармейские массы. К примеру, генерал Андрей Еременко, будущий маршал Советского Союза, писал в своем дневнике об обилии евреев в тыловых армейских структурах. А отправленные на лечение раненые, демобилизованные инвалиды и бойцы-отпускники нередко переходили от слов к делу. НКВД Узбекской ССР в августе 1942 года докладывал в Москву:
"В связи с приездом в республику по эвакуации значительного количества граждан СССР еврейской национальности антисоветские элементы, используя недовольство отдельных местных жителей уплотнением жилплощади, повышением рыночных цен и стремлением части эвакуированных евреев устроиться в систему торгующих, снабженческих и заготовительных организаций, активизировали контрреволюционную работу в направлении разжигания антисемитизма. В результате в Узбекистане имели место 3 случая избиения евреев, сопровождавшиеся антисемитскими выкриками... Прибывший с фронта в г. Самарканд по случаю ранения Дерюгин И. И. и его жена Солдатенкова А. И., будучи в нетрезвом виде, избили артиста Харьковского еврейского театра Ландау и его жену артистку Лев. При нанесении побоев Дерюгин и Солдатенкова делали антисемитские погромные выкрики в присутствии собравшейся толпы до 200 человек. Дерюгин и Солдатенкова арестованы".
Та же картина наблюдалась и в других районах глубокого тыла. Осенью 1942 года Прокуратура СССР сообщала в Совнарком о распространении проявлений антисемитизма в Казахстане:
"Преступления, направленные на разжигание национальной вражды, приняли разнообразные формы: публичные выступления, оскорбляющие национальное достоинство; избиения на улицах; открытое одобрение политики Гитлера по отношению к евреям; повреждение имущества, отказ от предоставления работы; распространение листовок с призывом не продавать евреям продуктов питания; распространение слухов об убийстве евреями детей".
Недовольство евреями возникало и на освобожденных от немецкой оккупации территориях СССР. Сумевшие выжить в гетто и концлагерях евреи, возвращаясь в родные места, обнаруживали, что их дома и квартиры заняты новыми жильцами, которые отнюдь не собираются подыскивать для себя какие-либо иные помещения. Причем возникавшие конфликты лишь чудом не переходили грань, отделяющую злостное хулиганство от погрома.
В сентябре 1945 года в Киеве из-за подобного конфликта на жилищной почве едва не начались массовые выступления против евреев. Семью Грабарь по требованию прежних хозяев выселяли из квартиры, причем без предоставления какого-либо жилья. И мать семейства попросила помощи у сына-красноармейца, который немедленно выехал с другом на помощь семье. Хлопоты бойцов не принесли никакого результата — семью выселяли на улицу. С горя солдаты-гвардейцы зашли в пивную, а выпив, решили выместить накопившуюся злобу. Дальнейшие события излагались в докладе НКГБ УССР:
"4 сентября в 17 часов 30 минут сотрудник отдела "Б" НКГБ УССР — ст. лейтенант Розенштейн, проживающий в городе Киеве по Заводской улице, 30, будучи одет в гражданское платье, возвращался из хлебного магазина к себе на квартиру. В пути он повстречался с находившимися в состоянии опьянения гвардии рядовым Грабарем и гвардии младшим сержантом Мельниковым, которые были одеты также в гражданское платье и в город Киев приехали навестить своих родственников как находившиеся в кратковременных отпусках. Грабарь и Мельников позволили себе в отношении Розенштейна антисемитские высказывания. При завязавшейся на почве этого ссоре последний был избит Грабарем и Мельниковым.
Проходившие граждане защитили Розенштейна, и он благополучно дошел до своей квартиры. Здесь он одел форму, взял состоявший у него на вооружении пистолет ТТ и направился во двор дома матери Грабаря, где в это время находился и Мельников. Вслед за Розенштейном туда же явилась и его жена. После кратких взаимообъяснений во дворе указанного дома Розенштейн выстрелом в упор тяжело ранил Грабаря и вторым выстрелом убил его, а затем выстрелом в упор убил Мельникова и бросился бежать.
На место происшествия явился проходивший вблизи уч. уполномоченный 10-го отделения милиции Пузанков с милиционером. Последний при помощи подоспевшего на выстрелы офицера — мл. лейтенанта Кудака — организовал преследование Розенштейна, задержал его, обезоружил и доставил в отделение милиции.
На крики матери убитого Грабаря стихийно собралась большая толпа народа, из которой слышались антисемитские возгласы. Некоторые лица из толпы набросились на жену Розенштейна и случайно проходившего гр-на Спектора и тяжело избили их. Явившимся на место происшествия работникам 10-го отделения милиции толпа оказала противодействие, не разрешая увезти трупы убитых, а также забрать пострадавших Спектора и жену Розенштейна... Последние находятся в тяжелом состоянии. Личность Спектора устанавливается".
Во время многолюдных похорон убитых красноармейцев были избиты двое прохожих-евреев. Но благодаря милиции более тяжких последствий удалось избежать.
Все эти случаи, а также слухи о них, передававшиеся со сгущением красок, приводили лишь к одному. Евреи сплачивались еще теснее, за что их ненавидели еще сильнее.
По всей видимости, пик бытового антисемитизма пришелся на неурожайный и голодный 1946 год, когда зарубежные еврейские благотворительные организации начали присылать советским евреям посылки с продовольствием и одеждой. Как докладывали в ЦК ВКП(б) руководители с мест, зарубежную помощь тайком получали даже евреи--руководители советских и партийных органов.
"За то, что разошелся с женой-еврейкой"
Поиски выхода из тупика начались еще во время войны. Советское правительство наряду с другими общественными организациями военного времени создало Еврейский антифашистский комитет (ЕАК), главной, но неафишируемой задачей которого было привлечение средств и влияния зарубежных евреев для помощи воюющему СССР. Но очень скоро советская еврейская общественность стала рассматривать ЕАК как своеобразный госкомитет по делам евреев. Туда жаловались на все беды, у его руководителей просили помощи и защиты. И потому именно в ЕАК возник проект разрешения всех еврейских проблем: нужно было создать союзную республику. Такую же, как Киргизия, Карело-Финская СССР или Латвия.
Еврейская автономная область, правда, уже существовала. Но, несмотря на все старания и даже помощь из-за рубежа, земля на Дальнем Востоке не стала, как это тогда именовалось, национальным очагом для советских евреев. Собственно, удивляться здесь было нечему. Эту же территорию задолго до евреев советское руководство предлагало армянам, желавшим переселиться в СССР. В Армении не хватало земли, а Советский Союз нуждался в колонизации восточных окраин и усилении границы с Китаем. Однако армянские активисты, ознакомившись с предлагавшимися землями, вежливо отказались и от них, и от идеи переселения вообще.
Новый национальный очаг собирались создать в Крыму, откуда выселили враждебных советским народам крымских татар. Причем руководители ЕАК достаточно обоснованно надеялись на помощь и поддержку высокопоставленных лиц. Идею создания республики, как казалось председателю ЕАК, руководителю Московского государственного еврейского театра Соломону Михоэлсу, во время беседы с ними поддержал второй человек в стране — Молотов. А письмо в правительство редактировал замнаркома иностранных дел Соломон Лозовский. Не меньше надежд возлагалось и на влияние на Молотова его жены — Полины Жемчужиной, урожденной Перл Карповской. Ведь она в 1939 году, когда вопрос о награждении театра Михоэлса и его актеров застрял в правительстве, как говорили, помогла подписанию нужных документов.
Вера в то, что таким же способом — переговорив с нужными людьми — можно решить вопрос о создании новой республики, не могла не поражать своей наивностью. В стране, где все важные вопросы решал один человек, подобные схемы не срабатывали. Но в ЕАК предусмотрели и это. Во время поездки в Соединенные Штаты Михоэлс и сопровождавший его секретарь ЕАК поэт Ицик Фефер переговорили с руководителями еврейских организаций, с тем чтобы они повлияли на американское правительство, с тем чтобы оно повлияло на советское правительство, с тем чтобы в Крыму была создана Еврейская ССР. Ни один человек, имеющий более или менее полное представление о жизни в СССР, не должен был делать ничего подобного. А Михоэлс, как докладывали с Лубянки в Кремль, об этом будто бы еще и рассказывал. Он по секрету рассказал о грядущей помощи американцев другу, а тот — своему и т. д. В январе 1948 года по приказу Сталина Михоэлса ликвидировали.
А когда из создания республики ничего не вышло, начались поиски иного исхода. СССР поддержал создание государства Израиль, и потому началось массовое движение за выезд туда. Мало того, некоторые еврейские общины на Украине организовывали нелегальный выезд людей в Палестину. Трюк удавался благодаря советско-польскому договору о репатриации бывших граждан Польши из СССР. Достаточно было подделать документы о том, что имярек до войны имел польское гражданство, и его, хоть и не без проблем, отпускали из Союза.
Когда же в 1948 году советские евреи радостно встретили в Москве первого посла Израиля Голду Меерсон (Меир), подозрительный, как все диктаторы, Сталин не мог не сделать вывод, что в стране образовалась "пятая колонна" — самое страшное, что только может быть в условиях войны, пусть даже и холодной. И жесткие меры не заставили себя ждать. Руководителей ЕАК арестовали, судили и расстреляли, оставив в живых лишь академика Лину Штерн. Затем последовали гонения на безродных космополитов и масса иных больших и малых "еврейских дел". Еврейские заговоры выявляли в самых разных организациях: от МГБ до отдельных предприятий.
Так, в 1950 году возникло дело Кузнецкого металлургического комбината, где, как сообщало МГБ, действовала группа еврейских националистов-клерикалов:
"Указанная группа, располагая широкими связями и имея денежные средства, помогает евреям, находящимся в заключении за совершенные преступления перед советским государством. Используя свое служебное положение, эти лица под различными предлогами увольняют и переводят на менее ответственные работы специалистов-русских и назначают на эти должности лиц еврейской национальности. По этому вопросу наш источник сообщил:
"Нач. сортопрокатного цеха ЭПШТЕЙН берет заместителем ХАВКИНА с согласия ЛИБЕРМАНА. БАБУШКИНА в сторону, хотя БАБУШКИН серьезный и авторитетный.
Уезжает РЫБАЛКО, ЭПШТЕЙН берет себе БУХЕРА из ОТК, что в практике завода не имело места. Нач. участка ОТК ЭПШТЕЙН вместо русской женщины-инженера берет АМЧИСЛАВСКОГО. На мартене N2 ЗИЛЬБЕРШТЕЙН устраивает начальником цеха разливки ЛИБЕРМАНА, брата главного прокатчика. На стриппере снимают БАЗУЛИНА, ставят ШИПОВАЛОВА, он уходит, там уже ФАЙНЕРМАН. В электролитейном цехе СИМОНЕНКО отправили в Румынию, на его место встал ГОЛЬДМАН. И наоборот, АМЧИСЛАВСКИЙ развелся с женой-еврейкой и сошелся с русской. До этого сживали нач. цеха ИВАНОВА, готовя на его место АМЧИСЛАВСКОГО. ИВАНОВ уехал, но АМЧИСЛАВСКОГО за провинность, за то, что разошелся с женой-еврейкой, понижают в должности до нач. участка цеха блюминга, а затем на менее оплачиваемую работу — начальником участка ОТК на исправление. Предварительно АМЧИСЛАВСКОГО вызвали ЛИБЕРМАН, МИНЦ, ЗЕЛЬЦЕР, заставляя вернуться к старой жене, а жену немедленно устроили в заводоуправление...
В январе с. г. по инициативе ГК ВКП(б) на закрытом партсобрании заводоуправления разбиралось персональное дело нач. финотдела КМК АРШАВСКОГО, у которого собирались члены религиозной секты от 30 до 40 человек. На собрании в защиту АРШАВСКОГО активно выступили зам. директора МИНЦ Я. Г. и нач. отдела организации труда ЭФРОТ, которые в своих выступлениях характеризовали АРШАВСКОГО как незаменимого работника. При голосовании 120 голосовали за исключение, а 20, преимущественно евреев,— против. Заслуживают внимания телеграммы, полученные АРШАВСКИМ из гор. Ленинграда и гор. Москвы после исключения его из партии. 11/II 1950 г. телеграмма из Ленинграда АРШАВСКОМУ: "Телеграфь когда разбирается ЦК буду там. Сара""".
К обвинениям в национализме, как водится, добавили обвинения во вредительстве и по предложению МГБ СССР, утвержденному в ЦК, Либермана, Дехтяря, Лещинера и Минца приговорили к расстрелу, Зельцера, Аршавского и Эпштейна — к 25 годам лагерей и лишь одного Раппопорта — к 10.
"В клинике произошел возмутительный случай"
Одновременно в стране шла массовая чистка руководящих рядов от евреев. Только в руководящем аппарате министерств и ведомств СССР их число уменьшилось в два с половиной раза. Но кампания все расширялась и расширялась. Каждое ведомство, каждая крупная организация искала и находила внутри себя или в подведомственных учреждениях еврейский заговор. Совет по делам религиозных культов сообщал, что иудейские религиозные авторитеты нарушают права советских граждан. Им государство бесплатно выделило молитвенные здания, а еврейские клерикалы, как и тысячи лет назад, взимают плату за места в синагоге. А московского раввина Шломо Шлейфера обвиняли в получении долларов от американских и израильских дипломатов.
В вузах обнаружили еврейское засилье и приняли меры к его ликвидации. Не остался в стороне и ЦК ВЛКСМ. Его инструкторы проверяли комсомольские организации на местах, а глава комсомола Николай Михайлов докладывал о результатах своему политическому покровителю Маленкову.
К примеру, в 1951 году комсомольцы сообщали о проверке Крымского мединститута имени Сталина, в котором студенты-евреи вели "скрытую работу по подрыву мероприятий" комсомольской организации. Инспекторы нашли элементы антипатриотичного поведения и у студентов-выпускников, отказывавшихся ехать по распределению в Сибирь, на Урал и даже в среднюю полосу России.
"Так,— говорилось в отчете,— студенты-комсомольцы Беркович, Зиглер, Эпштейн, Тащиев, Медведев Моисей (сын профессора института), Рывкина отказались от назначения в Хабаровский край".
А в следующем, 1952 году проверке подвергся Челябинский мединститут, где комсомольские контролеры проверяли уже не только студентов, но и преподавателей. Как говорилось в их отчете, группа преподавателей-евреев идет на заседание ученого совета и парткома с заранее согласованным мнением и усиленно защищает друг друга от любых обвинений:
"В марте 1950 года в клинике, где заведовал кафедрой проф. Бенькович, произошел возмутительный случай. Тяжелобольную женщину, совершенно без движения, проф. Бенькович дал распоряжение выписать из больницы, что и сделали, оставив ее в проходной завода, где она ранее работала. При обсуждении этого вопроса на ученом совете тт. Кацнельсон, Голгер, Лившиц, Драч, Брук активно защищали проф. Бенькович.
В марте 1951 г. (в связи с большой смертностью детей при лечении — 23%) был поставлен на ученом совете отчет заведующего кафедрой детских болезней проф. Лившиц, который решил оправдаться, говоря при этом, что в г. Ленинграде еще большая смертность. Из членов ученого совета никто не выступил с критикой, согласившись с доводами Лившиц, и отложили обсуждение этого вопроса, не возвращаясь более к нему...
На кафедре гигиены у проф. Полак нет русских ассистентов".
Как оказалось, Маленков не забыл о рвении комсомольцев и в первые дни 1953 года вновь затребовал эти отчеты. Уже 3 января они были отправлены в МГБ для принятия соответствующих мер. Ведь готовившемуся "делу врачей-убийц" требовался настоящий, максимально широкий размах. Нужно было подтверждение того, что преступники в белых халатах есть везде и всюду. Вопрос был лишь в том, понимал ли Маленков, до какой степени истерии может дойти население, и без того на протяжении нескольких лет настраивавшееся против своих еврейских сограждан.
(Окончание следует)
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ