Майкл Чабон
СПб.: Амфора, 2008
Американца Майкла Чабона (он на самом деле Шейбон, но русские переводчики узнали об этом слишком поздно) соотечественники любят прежде всего за умение создавать новую географию и рассказывать легенды. Вспомнить хотя бы самый известный его роман "Приключения Кавалера и Клея": историю еврея, бежавшего от холокоста и ставшего автором комиксового еврейского супергероя-спасителя Эскаписта — Пулитцеровская премия 2001 года. Его последний роман, детектив "Союз еврейских полисменов", вышел в свет в мае 2007-го, сразу выскочив на второе место в списке бестселлеров New York Times и продержавшись в этом списке шесть достойных недель. Это серьезный труд: не столько детектив, сколько альтернативная история всего европейского еврейства.
В этой истории не случилось холокоста, как не случилось и государства Израиль. Гитлеровская армия покорила Советский Союз в 1942-м, сама была побеждена американцами в 1948-м. В том же 1948-м американское правительство выделяет европейским евреям город Ситка в штате Аляска в аренду на 60 лет. Здесь совсем не в моде ортодоксальный иудаизм, все говорят на идише и занимаются в общем-то вещами, к которым приучены столетиями: играют в шахматы, бряцают на пианино, продают воздух. 1 января 2008 года аренда заканчивается: ровно перед этой датой детектив Меир Ландсман расследует убийство безвестного героинщика, застреленного в отеле над шахматной доской с неоконченной партией.
Мрачный и печальный город Ситка, по которому Ландсман шатается в вечных сумерках, приправляя еврейскую тоску веселыми прибаутками на идише и стаканами сливовицы — отличный фон для большой истории. Что у Чабона действительно интересно, так это воссозданный им уже не существующий мир еврейских местечек. Придуманный Чабоном идиш-английский тянет за собой утерянную еврейскую культуру, с ее культом жалобы, шахматными гениями, печальными вечерами и ожиданием Мессии, которым вполне может оказаться даже тот самый прибитый в отеле героинщик. На русском языке от всего этого великолепия — слабая тень, но и не очень понятно, насколько Чабона вообще можно переводить. Остается только история — справедливости ради, надо сказать, что она тоже ничего.