В Молодежном театре на Фонтанке состоялась премьера спектакля Романа Виктюка "Фердинандо" по одноименной пьесе итальянского актера, режиссера и драматурга Аннибале Руччелло (1957-1986). Петербургский дебют московской знаменитости, пришедшийся на театральное межсезонье, собрал полный зал и был почтен вниманием мэра города Анатолия Собчака, исправно посещающего все самые модные городские представления.
Если бы театральный режиссер Роман Виктюк не догадался многократно и во всеуслышание объявить себя мятежным певцом Любви и аристократом, он непременно лишился бы той части поклонников, каковая предполагает в себе присутствие хорошего воспитания и тонкого вкуса. Герои всех последних его спектаклей прилагают по сути дела нечеловеческие усилия к умерщвлению в себе зачатков homo sapiens. На их фоне одураченный китайской экзотикой Рене Галлимар из "М. Баттерфляй" с его финальным откровением — "вся моя жизнь была ошибкой" — выглядит тоскливым моралистом, по стечению обстоятельств встретившимся Виктюку на пути к осознанию истинной природы Любви.
Основные положения своих открытий в этой области режиссер формулирует в послании к зрителям спектакля "Фердинандо", отпечатанном в программках: "оргийный экстаз любви — сверхприроден", "любовь приобщает к космической мировой иерархии, космически соединяет в андрогиническом образе тех, кто были разорваны в порядке природном". Витиеватость этих фраз свидетельствует о стыдливости Романа Виктюка-теоретика, так как расписавшись в приверженности идее сверхчеловека, он не смеет пока признать в себе ницшеанца, очевидно, из боязни прослыть эпигоном. Но тяготение к Ницше, между тем, сквозит в "Фердинандо" из всех щелей, и эпиграфом к пьесе и спектаклю могло бы стать его знаменитое Werde, der du bist, — "Стань тем, кто ты есть".
Носителем этой простенькой мысли оказывается юноша Филиберто, взявший себе имя Фердинандо для того, чтобы под видом осиротевшего племянника одурачить престарелую баронессу Клотильду, владелицу некоей краденой шкатулочки с драгоценностями. Его папенька, хитрейший нотариус Тринкер, уже прибрал к рукам все состояние этой недалекой дамы и заслал своего сына в деревню к умирающей донне для выманивания относительно честным путем той самой шкатулочки. Но выясняется это только в финале, а прежде Фердинандо учит всех раздвигать границы дозволенного. Баронесса (Эра Зиганшина) ничуть не сомневается в том, что греховно полюбила собственного племянника и говорит, что кастрирует его, измени он ей с другой женщиной. Фердинандо (Алексей Головин) смело идет навстречу этой опасности и соблазняет кузину Клотильды донну Джезуальду (Ольга Онищенко), которая также мнит себя двоюродной теткой юноши. Однако пока дамы дерутся за тело ангелоподобного Фердинандо, в плотскую связь с ним вступает местный священник дон Кателлино (Валерий Кухарешин), ранее предававшийся тайным страстям исключительно с церковным служкой и мнимой девственницей Джезуальдой. В итоге интересы героев входят в непримиримые противоречия, и если дамы признаются так или иначе в слепом влечении к юному телу, то священник не может скрыть смертельной Любви к Фердинандо. Нетерпимые к содомии Клотильда и Джезуальда обманом заставляют пастыря написать покаянное письмо к архиепископу и затем подносят преподобному отцу отравленный ореховый ликер, дабы инсценировать рядовое самоубийство. У тела умирающего Фердинандо и произносит раскрывающие тайну его появления признания: папа — наследство — шкатулка. В отчаянии баронесса открывает "племяннику" место, где сокрыт клад, ловкий юноша с победой покидает печальную обитель, и над трупом священника раздается горький старушечий хохоток: "Он даже не был Фердинандо!"
Такова фабула повествования о сверхприродной Любви, объектом и героем которой выступает Фердинандо, жертвой — дон Кателлино. Дамы нужны здесь скорее для завязки сюжета и раскрытия подлинно любовной темы, обыкновенно имеющей треугольные очертания, а здесь — отчетливо квадратные. Однако Роман Виктюк не торопится раскрыть зрителю все секреты разом, и первый акт представляет собой длиннейшую экспозицию с бесконечными музыкальными паузами и перемещениями героев по роскошно убранной художником Александром Орловым сцене, изображающей увитую зеленью веранду. Об инфернальности происходящего свидетельствует могильно-болотное освещение и притулившийся сбоку гроб со сдвинутой крышкой, словно перекочевавший сюда из кладбищенского уюта "Жизели". Действие обретает некоторый вид спектакля лишь благодаря комическому дару Эры Зиганшиной. Алексей Головин в роли Фердинандо скучно имитирует то балетный шажок Сергея Виноградова, то бравурные экзерсисы Эрика Курмангалиева — не обладая ни их энергией, ни их пластикой. Весь спектакль тяжелой каплей стекает к финалу, жертвой которого падает и хороший актер Валерий Кухарешин, и его жутковатый герой-священник. Роль тайного бисексуала настолько не пристала Кухарешину, которого Фердинандо пытается заставить обнажиться и явиться наконец тем, кто он есть, что в зале явственно ощущается некоторая неловкость. А меж тем действие в этот момент и приходит к кульминации, в которой сверхчеловек являет свою силу. Под его воздействием священник, репетирующий к Рождеству действо об архангеле Михаиле (с Фердинандо в главной роли), говорит: "я сыграл бы для тебя дьявола, но я — священник". "Ангелы и демоны так похожи, что, возможно, это одно и то же", — отвечает дону Кателлино его избранник. Святой отец не находит разумных доводов против. Не видят их, судя по всему и автор пьесы, и режиссер спектакля, дружно атакующие не только католические догматы, но и самые нормы христианской морали. Оставив за собой труп и двух смирившихся с поражением особ, герой пьесы "Фердинандо" выходит в победители, которых не судят. Проигравшие тоже не подлежат суду божьему или мирскому — они любили и приобщены к "космической мировой иерархии". На фоне такого отношения к любви, Богу, страсти и греху отец Сергий выглядит местечковым недотепой, стыдящимся признать в себе мазохиста. И если в обозримом будущем Роман Виктюк отвернется от современной драматургии и обратится к классике, то первейшим претендентом на звание Праведного Андрогина станет monsieur Тартюф, чья сексуальность тоже может подвергнутся модной ревизии благодаря неоднозначности его отношений с Оргоном.
ИННА Ъ-ТКАЧЕНКО