Выставка скандал
В парижском выставочном зале Maison Rouge вчера закрылась подготовленная ГТГ выставка "Соц-арт", поссорившая директора Государственной Третьяковской галереи Валентина Родионова и министра культуры РФ Александра Соколова. ВАЛЕНТИН РОДИОНОВ изложил корреспонденту "Ъ" ИРИНЕ Ъ-КУЛИК свою точку зрения.
— В Лондоне 26 января все же открывается выставка "Из России: французские и российские шедевры живописи 1870-1925 годов", на которую долго не хотели отпускать шедевры из собраний российских музеев — Эрмитажа, ГМИИ и Третьяковской галереи. В Париже с успехом прошла выставка "Соц-арт", на которую так и не доехали некоторые работы. Можно ли считать, что все связанные с этими выставками проблемы разрешены?
— Что касается лондонской выставки, там имела место очевидная провокация со стороны наследников Щукина и некоторых компаний, имеющих должников в России, вроде фирмы Noga, заявивших, что они намерены арестовать ряд произведений. Но нашему Федеральному агентству по культуре и кинематографии удалось добиться просто-таки фантастического результата: они заставили британский парламент срочно принять закон, гарантирующий российским культурным ценностям иммунитет от посягательств третьих лиц.
— А каковы итоги парижских гастролей "Соц-арта"?
— У нас есть предварительные сведения, что за три месяца работы выставку в Париже посетило 25 тыс. человек. Французская сторона считает, что это хороший результат. Когда эта же выставка проходила в марте 2007 года в Москве, в рамках II Московской биеннале современного искусства, за неполный месяц ее посетило 19 тыс. человек.
— И у московской выставки не было никакого скандального резонанса.
— Ни малейшего. Более того, она была названа лучшей выставкой II Московской биеннале. Совершенно непонятно, почему ситуация нагнетается сейчас. За 150 лет Третьяковскую галерею никто не обвинял ни в чем, а уж тем более министр культуры, это просто невозможно, потому что никаких реальных поводов для этого нет. У меня с министром всегда были очень хорошие отношения, деловые, мы часто встречались. И вдруг такой обвал на ровном месте. Он министр, я не хочу его обижать, но он все же должен вести себя подобающим образом. Он говорит, что скандал вокруг "Соц-арта" раздули "устроители провокации". Но на самом деле скандал раздул министр Соколов. И разговор о цензуре, в возрождении которой якобы "обвинили наше государство в лице министра культуры", начали средства массовой информации и художники. И есть еще один нюанс. Когда Саркози был у президента Путина, он заговорил о том, что, как же так, во Францию едет выставка из Третьяковской галереи, а ваша цензура сняла 17 работ. На что Путин моментально ответил: "У нас цензуры нет". Так мне рассказывали люди, которые при этом присутствовали. А Соколов упорно говорил, что он сделает все, чтобы выставка не поехала. И потом он говорит, что это он снял работы. Но не прошедшие отбор произведения уже были сняты по моему распоряжению перед погрузкой в фуры, еще до гневных заявлений министра. Также он говорит, что выставка сделана на средства налогоплательщиков. Но на нее не потрачено ни одной копейки из государственного бюджета — "Соц-арт" делался на средства благотворителей: выставку в Москве спонсировали фонд "Новый" и British American Tobacco, в Париже это Фонд общества поощрения художеств при "Газпроме". Он даже в связи с выставкой говорит о нагнетании напряжения в отношениях России с Украиной и США. Это совершенно непонятные высказывания: "порнография", "позор для России", а потом еще и "коррупция". "Порнографию" и "позор" еще можно было стерпеть, но вот коррупцию я стерпеть уже не мог и принял решение подать иск.
— И как продвигается ваш иск?
— Пока никак. Я решил не поддаваться эмоциям и не переводить скандал в область личных отношений. Я сознательно не пошел в Таганский районный суд, где рассматривался мой личный иск к министру, потому что для меня важнее и принципиальнее иск от лица Третьяковской галереи.
— Изменится ли после этого скандала политика Третьяковской галереи в отношении современного искусства и последуют ли какие-то санкции в отношении сотрудников музея, подготовивших выставку?
— Сотрудникам нужно просто мотать все это на ус. Да, какие-то выговоры были вынесены. Андрей Ерофеев — это, конечно, особая песня. Я ему дал пять или шесть, уже не знаю сколько, выговоров, хотя я человек не кровожадный. Эти выговоры не из-за моего личного отношения к нему, но за дело. Я полагал, что каждый выговор встряхнет его, чтобы он понял, что музей — это его родное место. Он человек очень умный, талантливый, в материале. Но он упорно не хочет признавать себя сотрудником Третьяковской галереи. Что же до политики музея, было бы странно, если бы мы вдруг прекратили делать выставки современного искусства и того же соц-арта. Мы не должны ничего скрывать, даже если не всем это нравится, даже если меня за это критикуют. В советское время вот запрещали, а потом оказалось, что запрещали зря. История продолжается.
— Имеют ли какие-то основания сообщения о том, что из-за скандала с "Соц-артом" Юрий Лужков якобы вышел из попечительского совета музея? Его пресс-служба никак это сообщение не комментирует.
— Я думаю, что это неправда. Он же возглавляет попечительский совет галереи, поэтому по идее он должен был позвонить мне первому: "Валентин! Я ухожу". Но этого не было и, мне кажется, просто не могло быть.
— Господин Соколов обвинил Третьяковку в том, что она в сообщничестве с галереями использует свой брэнд для завышения цен на современное искусство. А может ли музей обойтись без сотрудничества с частными галереями? Ведь многие проходящие в ГТГ выставки современного искусства и исторического авангарда сделаны в партнерстве с галереями.
— Я уверен, что по крайней мере в области современного искусства мы должны сотрудничать с частными собраниями, коллекционерами, самими художниками. Это стандартная международная музейная практика. Тот же "Соц-арт", и московский, и парижский, в основном состоял из произведений, привлеченных из частных собраний. Из тех 17 работ, которые были сняты с выставки, 16 принадлежат частным лицам и только одна была передана нам из собрания музея в Царицыне, сформированного Андреем Ерофеевым. Это, собственно, "Эра милосердия", те самые целующиеся милиционеры. Самая невинная, кстати, из всех снятых работ, именно поэтому ее репродуцировали все СМИ. Кстати, если кто и пропагандирует это искусство, тем самым повышая на него цены, то это не мы, а министр. Мы эти работы сняли, а вот он их упорно показывает журналистам.
— Зарубежные выставки важны для Третьяковки с точки зрения бюджета?
— У меня нет сейчас цифр под руками, но могу сказать, что с каждым годом он, государственный бюджет, к сожалению, уменьшается и, боюсь, будет уменьшаться и дальше. Тем более для нас ценна помощь спонсоров и благотворителей, за счет которой мы и выживаем. Зарубежные выставки, компенсация за предоставленные работы — важная статья дохода, ну и, конечно, посещаемость, хотя билеты у нас стоят не очень дорого по сравнению с зарубежными музеями, но все же это серьезная прибыль.
— А что вам ближе всего в собрании Третьяковской галереи?
— Я не должен говорить, что какие-то работы мне нравятся больше, чем другие. Но я признаюсь, что мои любимые залы — это залы древнерусского искусства. Когда мне трудно, я всегда туда прихожу. У нас же есть наша собственная уникальная церковь, которая является и музеем, и храмом одновременно. У нас и патриарх часто бывает и службы проводит. Наша политика заключается в том, что мы ищем и находим компромисс между государственным учреждением и Русской православной церковью. В нашей церкви находится более 200 работ. Туда можно прийти помолиться, а можно просто посмотреть иконы. Идея создания этого храма принадлежит еще моему предшественнику — покойному Юрию Константиновичу Королеву. Но реализовать ее довелось уже мне: я сам, как архитектор, принимал участие в создании интерьера. И благодаря тому, что у нас есть свой храм, мы смогли сохранить в том числе знаменитую "Владимирскую богоматерь", которую хотели забрать у музея и передать церкви. Знаете, еще в те времена, когда она висела в Лаврушинском переулке, у нас случилась такая история. Мне звонят и говорят, что в музей пришли монахи, все в черном, человек пятнадцать, окружили икону так, что к ней не подойти, и громко молятся. Я говорю: скажите им тихонечко, что у нас музей, здесь нельзя шуметь, нарушать дисциплину. Сказали — не уходят. Я говорю: скажите еще раз. Опять не уходят. На четвертый раз я сказал: вызывайте службу охраны. Охрана пришла — и они все исчезли. Я потом святейшему говорю: была вот такая история, я прав или не прав? Святейший подумал и говорит: вы правы, потому что это музей и в музее нельзя нарушать правила. Он, кстати, посетил у нас наши запасники, долго смотрел иконы и очень высоко оценил отношение музея к этим иконам.