Фильм "Строгий юноша" был выпущен "Украинфильмом" в 1935 году. Никто — ни сценарист, ни режиссер, ни оператор — не могли бы предположить, кто будет смотреть этот фильм через шестьдесят лет и что они предпочтут в нем увидеть.
Абрам Роом снял фильм про то, как Маша, жена немолодого и уважаемого профессора Степанова, полюбила молодого комсомольца Гришу Фокина. Это и есть Строгий юноша, главный герой. Он спортсмен и философ. Известен тем, что "это он составил третий комплекс ГТО". Так говорит о нем Комсомолка Лиза (невероятно юная Валентина Серова, еще не вошедшая в свою фигуру и амплуа роковых и заслуженных жен военных). Гриша любит Машу. Маша отвечает взаимностью Грише, но все же возвращается к мужу, который нервно ждет ее на ступеньках.
В пересказе это понятный фильм, который мог быть снят итальянцем или французом. Здесь катаются на машине по тенистым аллеям, отдыхают в тени колонн, принимают гостей за орнаментом Югендштиля. Действие легко перенести в южные страны, где проходит бурный роман жены стареющего владельца поместья с юным предводителем местных социалистов. Или национал-социалистов.
В хронологии советского кино — это непонятный фильм. "Строгий юноша" находится после "Чапаева"и "Веселых ребят", до "Мы из Кронштадта" и рядом с "Юностью Максима". Он мягок, затянут, очень красив и очень забавен. Его начало для 1935-го совершенно вызывающе. Ваза с цветами, обнаженная купальщица, мраморные ступени и невероятное южное солнце — Роом попытался (и очень близко к тексту) смоделировать сам стиль "советского счастья" в его несколько муссолиниевском, средиземноморском варианте. Атлеты, они же комсомольцы (действующее лицо — Дискобол), проводят время на ложах в мраморной прохладе Гимнасия. Хирургическая операция идет в огромном амфитеатре, напоминающем цирковую арену. Несмотря на то, что герои решают проблему, может ли быть несчастлив человек при социализме, они достигают счастья — быстро, уверенно и понятными способами. Кто добивается любви, кто возвращает жизнь себе, кто другому, к кому возвращается жена.
Стоит ли строить догадки, почему судьба фильма сложилась скверно, если обнаруживается, что ученик Мейерхольда снял глубоко буржуазное кино про жену профессора? Дело даже не в том, что фильм почти лишен примет Советов — если не считать скороговорки "комсомол — ЦК — ГТО", скромного барельефа с Марксом-Энгельсом-Лениным-Сталиным в мраморных термах стадиона или смешной гонки на римских колесницах мимо русской колокольни. Оператора Юрия Екельчика, кажется, не волнует соперничество с Тиссэ или Вертовым. Он использует многое из лексикона советской фотографии — от тенистой лестницы Родченко до портретов Наппельбаума, — но выбирает самое нежное и спокойное.
Герои Роома глупы, но пытаются думать. Они — пришельцы из того фантастического мира, где Комсомольцы не только не мешают Профессорам, но и толкуют о "прекрасной власти влияния высокого ума" со страстью и рассудительностью барельефов из метро "Парк культуры".
АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ