"Насилие — повивальная бабка истории". С экономической точки зрения эта максима философа-революционера не выглядит столь однозначно, как для историка. Либеральная европейская мысль, повторяя аргументы марксистов, отстаивает неизбежность и, в конечном счете, благотворность революционных потрясений для экономического развития. При этом не оспаривается утверждение леворадикальной теории о том, что экономический смысл насильственной смены власти состоит в приведении "производственных отношений" (прежде всего отношений собственности) в соответствие с "производительным силам" (иначе — уровнем технологии).
Интеллектуалы правоконсервативного направления парируют этот аргумент ссылками на советский опыт, когда вслед за якобы прогрессивной революцией 1917 года была воспроизведена такая хозяйственная организация общества, которая возвращала его не только к феодальным или рабовладельческим отношениям, но и в первобытно-общинный строй. Последовала стагнация.
Против сторонников революционного обновления мира работает и то, что результат гражданских войн — это громадное уничтожение производительных сил, ради которых (в теории) и совершаются революции. Наконец, сам факт войн между сторонниками "старого" и "нового" экономического порядков свидетельствует отнюдь не о дряхлости и слабости, а скорее о силе и жизнестойкости низвергаемого уклада. Как остроумно замечают сторонники конфедеративной традиции в американской политологии, если бы рабство Юга было экономически неэффективно, то не пришлось бы его свергать в упорной четырехлетней войне, потребовавшей напряжения всех сил густонаселенного капиталистического Севера.
История французской революции содержит факты, трактуемые каждой из полемизирующих школ по своему, — например упорное, вплоть до длительной партизанской войны (как, например, в Вандее), нежелание французских крестьян принять "свободу", насаждаемую революционно настроенными парижанами. Подавление этой войны с помощью транспортируемых на телегах гильотин (ставших символами революции, как и русские тачанки) носит уже признаки геноцида. Монархисты в этой связи называют победу в гражданской войне победой Парижа над Францией. К либеральным мифам можно отнести утверждение о том, что революция принесла свободу предпринимательству, сдерживаемому до этого системой королевских лицензий (ее аналог можно найти в практике московских властей). Однако революционные власти привнесли бюрократизм и тотальный контроль — их следствием стали вырождение частного предпринимательства в черный рынок, инфляция и административный контроль за ценами. Якобинская диктатура добавила к этому нечто, напоминающее военный коммунизм. Французский капитализм, очевидно, должен все-таки благодарить судьбу за то, что 9 термидора она поставила точку в истории революции.
ОТДЕЛ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ