приглашает Алла Шендерова
"Пьесу я написал нечаянно... Лег спать, надумал тему и написал... Сюжет небывалый",— писал Чехов в октябре 1887 года брату. К этому времени рукопись "Иванова" уже лежала на столе антрепренера Федора Корша. На титульном листе под заголовком значилось: "Комедия". В театре уже шли репетиции. История создания "Иванова" — первой большой чеховской пьесы, поставленной сразу же после написания — сама по себе "сюжет небывалый".
27-летний Чехов задумал написать о своих сверстниках — потерянном поколении 1880-х, сделав героем самого обыкновенного человека (отсюда и фамилия Иванов) — вроде бы и неплохого, но надломленного, до срока уставшего, задохнувшегося в уездной помещичьей среде. "Я хотел соригинальничать: не вывел ни одного злодея, ни одного ангела (хотя не сумел воздержаться от шутов), никого не обвинил. Никого не оправдал",— хвастался Чехов брату в одном из следующих писем. Однако эта оригинальность — попросту отсутствие привычного деления персонажей на плохих и хороших — озадачила не только публику, но и актеров коршевской труппы. К тому, что спустя десятилетие назовут "новой драмой", они были не готовы. На репетициях артисты спорили до хрипоты, даже знаменитый Владимир Николаевич Давыдов, тончайший актер, игравший Иванова, застывал в недоумении перед поступками своего положительного вроде бы героя, бросавшего чахоточную жену и проводившего вечера в доме у новой пассии. На премьере в Театре Корша публика то и дело шикала. Впрочем, это был не провал. Провал случился два года спустя, когда в Александринке вышла новая версия "Иванова". К тому времени Чехов переписал свою пьесу, раз и навсегда поменяв жанр: бывшая комедия стала драмой.
Не отметить 120 лет со дня первого показа "Иванова" Театр наций, разумеется, не мог. Для непосвященных уточним: здание в Петровском переулке, где теперь помещается Театр наций,— это и есть бывший Театр Корша, одна из самых успешных дореволюционных антреприз.
Началом нынешнего сезона "Ивановых" должен был стать спектакль, выпущенный болгарином Димитером Готчевым в берлинском "Фольксбюне". Но пожарным не понравилась дымовая завеса, обволакивающая сцену по ходу спектакля. "Иванову", поставленному актерами Александром Баргманом и Анной Вартаньян в питерском "Таком театре", подобный запрет не грозит. Никаких эффектных трюков, огня и дыма в спектакле нет. Главной деталью оформления служит большой старый шкаф, внутри которого то и дело прячется в своей хандре Иванов, куда к нему так и норовят пробраться то прыткая, пылкая Шурочка, то любящая, жертвенная Сара. А еще дорогой, хотя и потертый беккеровский рояль, на котором наигрывает одним пальчиком чахнущая Сара.
Устав от пышной театральной фальши, пафосных актерских голосов, Александр Баргман сумел поставить "Иванова" как сегодняшнюю историю. Даже странно, насколько современным кажется этот Иванов (Виталий Коваленко), любящий и губящий Сару (Анна Вартаньян), себя, да и всех вокруг.
Перечитав обе редакции чеховской пьесы — в первой герой погибал от разрыва сердца во время свадьбы с Шурой, во второй стрелялся, покарав себя и за смерть Сары, и за всю уездную пошлость, которой он позволил себя опутать,— авторы спектакля оставили его финал почти открытым. Иванов здесь не умирает и не стреляется. Он уходит от Шуры и возвращается к Саре, которая хоть и умерла, но по-прежнему наигрывает одним пальчиком на рояле.
Театр наций, 18-19 декабря, 19.00