Искусство по любви
В Нижегородской опере поставили «Сказки Гофмана» Оффенбаха
Нижегородский театр оперы и балета представил премьеру оперы Жака Оффенбаха «Сказки Гофмана» в постановке дирижера Дмитрия Синьковского и режиссера Елизаветы Мороз. В безднах человеческой психики и хитросплетениях музыкальных редакций попытался разобраться Константин Черкасов.
Кадр из оперы «Сказки Гофмана» Жака Оффенбаха в Нижегородской опере
Фото: Нижегородский театр оперы и балета
Кадр из оперы «Сказки Гофмана» Жака Оффенбаха в Нижегородской опере
Фото: Нижегородский театр оперы и балета
«Сказки Гофмана» (либретто Жюля Барбье по пьесе Мишеля Карре, а та, в свою очередь,— по новеллам немецкого романтика) — последнее творение выдающегося французского пересмешника Жака Оффенбаха с невыразимо сложной источниковедческой судьбой. Мировая премьера в парижской Опера-Комик (1881) состоялась вскоре после смерти композитора, оставившего лишь неоконченный клавир «Сказок». Нотный материал для сцены отбирали дирижер Жюль Данбе и композитор Эрнест Гиро. Все номера, сочиненные Оффенбахом, взять в спектакль не представлялось возможным; полностью вылетел даже IV акт («Джульетта») — хронометраж слишком напоминал монументальные полотна Вагнера, а этого композитора Оффенбах ненавидел. На основе этого спектакля и с добавлением новых номеров (к постановке в Монте-Карло композиторы Рауль Гюнсбург и Андре Блох сочинили два номера-апокрифа: великолепный твист на знаменитую баркаролу — секстет «Helas! mon coeur s’egare encore» — и арию Дапертутто «Scintille, diamant») в издательстве Choudens (1907) составили версию партитуры, имеющую влияние и по сей день.
«Сказки Гофмана» Дмитрия Синьковского—Елизаветы Мороз базируются на современном критическом издании музыковедов Майкла Кея и Жан-Кристофа Кека с некоторыми вольностями во имя спектакля.
К примеру, в «Олимпии» Никлаус поет не привычный номер о «куколке с эмалевыми глазами», а вовсе «Voyez-la sous son eventail», куплеты же глухого камердинера Антонии Франца подарены разносчику пиццы — после провала с Джульеттой Гофман всерьез задумывается, не послать ли все это искусство к чертям. Словом, в Нижнем Новгороде с партитурой решили поработать, а не свято на нее молиться.
Спектакль начинается с пантомимы на специально написанную музыку Кирилла Архипова. В современные академические шумы тактично встроены темы из опер Моцарта (в прологе «художник» Гофман ставит «Дон Жуана» и после его премьеры ждет возлюбленную Стеллу) и оперетт Оффенбаха (темы канкана из «Орфея в аду» и баркаролы звучат в интермедиях между действиями). Достижения гениев, в том числе Пушкина (современный литературный русский язык) и Каллас (пластинка с «Турандот», но уместнее бы с «Тоской»), делят между собой два Хранителя — светлый (Муза, Никлаус и голос матери Антонии) и темный (Линдорф, Коппелиус, Миракль, Дапертутто). Они же ведают Гофманом на протяжении всего спектакля (художник Сергей Илларионов «собирает» гофмановские новеллы в пространстве одного сценического куба), и не сказать что каждый из них чем-то отличается: оба «расчищают поляну» творческим устремлениям Гофмана — режиссера, скульптора, композитора, кутюрье.
Любовь в этом спектакле есть — но это не романтические истории любви к каждому объекту воздыхания (Стелла, Олимпия, Антония, Джульетта), а история любви Гофмана к искусству как таковому — и Гофман в этом спектакле любит себя в искусстве, а не искусство в себе. Более того, гений и злодейство здесь вещи совместимые. Каждый акт предваряется монологами-апокрифами (драматург — Алексей Парин, текст читает Виталий Полонский) скульптора (Роден), композитора (Мусоргский), модельера (Ив-Сен Лоран) и режиссера (Мартин Кушей). В этой постановке невозможно представить реальные любовные истории между Гофманом и Олимпией (не механическая кукла, а девочка-маугли, которую беспощадно травят транквилизаторами; с этической точки зрения это самый спорный момент спектакля), Антонией (вышедшая в тираж дива поп-музыки; дивная сцена с «забиванием» певицы микрофонами — индустрия звукозаписи пощады не знает), Джульеттой (располневшая, но все еще неотразимая модель с психикой Нормы Десмонд из «Бульвара Сансет») и Стеллой.
Елизавета Мороз спектаклем жестко декларирует, что любой вид искусства — это диктатура. Но стоит ли оно того: по любви, может быть, что-то и выйдет, но останется ли в истории?
В веках — хотя бы на уровне энциклопедий — должна остаться Надежда Павлова: впервые в России «Сказки Гофмана» прозвучали c расширенным вариантом «акта Джульетты» и колоратурной арией «L’amour lui dit: la belle», выравнивающей наше представление об абсолютном сопрано для оффенбаховских героинь. Без скидок хороши во всех смыслах Сергей Кузьмин (Гофман) и Валерия Горбунова (Никлаус). На совесть работает и другой состав, но запоминаются из него Галина Круч (Олимпия) с документально-физиологическим портретом Олимпии и Мария Калинина (Джульетта), пусть и без головокружительной арии. Оркестр La voce strumentale под управлением Дмитрия Синьковского и хор под руководством Арины Мирсаетовой поют и играют технически стильно и в духе спектакля; мягкой лирики здесь нет, есть подчеркнутая галантная резкость, вполне резонирующая с общим обликом Оффенбаха. От такого тандема хочется ждать и едкой оффенбаховской оперетты.