премьера балет
На сцене театра "Ковент-Гарден" Королевский балет Великобритании показал премьеру "Драгоценностей" — полное собрание одноактных балетов Джорджа Баланчина. Спонсором постановки стала ювелирная компания Van Cleef & Arpels, представившая по этому случаю в фойе театра коллекцию драгоценностей — Ballet Precieux. Драгоценные балеты оценила ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Ювелирный дом со столетней историей имеет все основания считать себя прародителем "Драгоценностей". Сорок лет назад именно коллекции Van Cleef & Arpels разбудили фантазию великого хореографа. "Мысль о новом балете, в котором танцовщики олицетворяли бы драгоценности, зародилась несколько лет назад, когда мой друг Милстайн познакомил меня с ювелиром по имени Клод Арпель,— вспоминал Джордж Баланчин.— Позднее я увидел великолепные камни в его нью-йоркской коллекции. Разумеется, я всегда любил драгоценности — все же восточный человек, родом с Кавказа, из Грузии".
Три части своего бессюжетного балета хореограф посвятил драгоценным камням. "Изумруды" поставил на музыку Габриэля Форе, подразумевая Францию, "пахнущую духами и вином". "Рубины" оправил в "Каприччио" Игоря Стравинского, и хотя принято считать, что джазовые синкопы этой части олицетворяют Америку, сам хореограф доказывал, что "ничего подобного не имел в виду". Зато "Бриллианты" на музыку Третьей симфонии Чайковского олицетворяли, бесспорно, Россию — императорский балет во всем его великолепии.
"Драгоценности" с премьеры были признаны шедевром, но за сорок лет балетная коллекция нечасто демонстрировалась целиком: далеко не каждая труппа могла выставить солистов, владеющих танцевальным стилем всех трех стран. В последние годы из европейских компаний на это отважились лишь Парижская опера и Мариинский театр (и оба проиграли на "чужой" территории: французы — в "Бриллиантах", русские — в "Изумрудах"). Сейчас в клуб владельцев "Драгоценностей" вошел и Королевский балет Великобритании, постаравшийся овладеть нужными "иностранными языками".
Лучше всего это удалось женскому кордебалету: в усыпанных драгоценностями костюмах Барбары Карински, неизменно возобновляемых со дня первой постановки, самая последняя артистка чувствовала себя примой-балериной. В "Изумрудах" дамы элегично перебирали пуантами, перебираясь от одной элегантной позы к другой; в "Рубинах" скакали забористо-бесшабашно и двигали бедрами с резвой пикантностью; в "Бриллиантах" томно колыхались в мягких balance, не забывая о гибкости стана и плавном ходе рук.
В дамском блеске стушевались мужчины (впрочем, об эффектности их танца не особо заботился сам хореограф): и если среди "изумрудов" Иван Путров и Стивен Макрей все же выделялись прекрасной огранкой па, то главный "бриллиант" Руперт Пеннифазер совсем потускнел, бескрыло описав круг jetes en tournant и выдав на редкость унылый большой пируэт.
Блеск всех мужских партий сконцентрировался в танце кубинца Карлоса Акосты. Назначение могучего мулата на роль "рубина" поначалу озадачило: обычно эту вертлявую партию, где имитация верховой езды и инфантильные перебирания ножками в coupe сочетаются с резвыми техничными прыжками, отдают невысоким виртуозам с мальчишескими ухватками, устраивающим с партнершей состязание в лихости. Карлос Акоста, не изменив ни па, не оставил камня на камне от привычной трактовки. Не "подружка" балерины — завоеватель, не свитский вертопрах — боевой кавалергард. Пикантный менуэтик он превратил в сцену обольщения, свои прыжковые соло — в парад победы.
Впрочем, у Карлоса Акосты оказалась достойная партнерша — Сара Лэмб. За хрупкой невинностью этой воспитанной балеринки скрывалась бесшабашность прирожденной авантюристки — стоило увидеть, как миниатюрная девчушка с ручками, сложенными цыплячьими крылышками, бестрепетно шарашила по три пируэта, или закидывала академичный арабеск за точку кипения в 200 градусов, или со всего маха опрокидывалась навзничь — так, что партнер едва успевал ее поддержать. Неожиданный дуэт дополняла вполне ожидаемая, но оттого не менее эффектная солистка-вамп: длинноногая, бесподъемная, эротичная в своей угловатости Зенаида Яновски провела свою партию с шиком. Не бродвейским — Елисейских Полей.
На фоне сверкающих "Рубинов" примы "Изумрудов" и "Бриллиантов" выглядели небесспорно. Во французском балете испанке Тамаре Рохо не хватило шарма — той трудноопределимой субстанции, которая заставляет завороженно следить за мельчайшим движением кисти, за полушагом, полуоборотом головы женщины: у старательной, компактно скроенной госпожи Рохо все выходило слишком добродетельно и пресно. В "Бриллиантах" любимице англичан Алине Кожокару незачем было осваивать русский стиль — балету она училась в Киеве. Крошечная румынка танцевала технически безупречно, но решительно избавилась от "загадочной русской души": вместо царственно-печальной примы под величавое адажио Чайковского на сцене трепетала бесхитростная Золушка, замирающая от восторга в объятиях принца. Впрочем, именно чистоту души англичане и хотели разглядеть в русских "Бриллиантах" — финал балета зрители одарили самой громкой овацией.