«В отрасли своего рода ''идеальный шторм''»

Доходы российского лесопромышленного комплекса стремительно падают. О том, на какие итоги года рассчитывают в отрасли, каковы внешние и внутренние факторы спада в лесной промышленности и какие возможны выходы из этой ситуации, “Ъ” рассказал председатель совета директоров группы «Илим» Захар Смушкин.

— Минпромторг прогнозирует в этом году существенное падение производства основной продукции целлюлозно-бумажной промышленности (ЦБП), прежде всего целлюлозы и картона. На сколько, по-вашему, могут снизиться показатели?

— Если обратиться к официальной статистике, мы увидим, что за три предыдущих года объем лесозаготовки в стране снизился суммарно на 14%, за десять месяцев 2025 — еще минус 9%. Производство целлюлозы за те же периоды упало на 3% и 1,5% соответственно, а рост объемов выпуска бумаги и картона замедлился — плюс 2,7% и 0,7%. В частности, спрос на гофроупаковку, которая всегда была индикатором потребления, в 2025 году снизился — производство ящиков из гофрокартона за десять месяцев 2025 года по сравнению с аналогичным периодом 2024 года уменьшилось. В целом по году мы ожидаем также небольшое снижение потребления гофры, хотя в предыдущие два года потребление показывало рост 7–8% ежегодно. По белым бумагам ситуация еще хуже. По нашей оценке, потребление офисной и офсетной бумаги в РФ в 2025 году по сравнению с 2024 годом снизится на 10–15%, мелованной бумаги — до 20%.

Как результат, прибыль предприятий лесопромышленного комплекса (к которому относится лесозаготовка, ЦБП и обработка древесины) наглядно отражает негативный тренд: с 2021 по 2024 год прибыль до налогообложения упала на 48%, за девять месяцев 2025 года по сравнению с предыдущим годом — еще минус 69%.

— Как это отразится на производственных и финансовых результатах компании?

— «Илим» — лидер рынка целлюлозно-бумажной промышленности РФ. Мы выпускаем больше, чем ближайший конкурент, в несколько раз. Например, мы производим более 70% от всего объема выпуска товарной целлюлозы в стране. Поэтому по динамике наших показателей можно ориентироваться на те изменения, которые происходят в российской отрасли в целом.

Если говорить про производственные показатели, последние годы общий объем товарной продукции группы «Илим» растет — в основном за счет постепенного выхода нового целлюлозно-картонного комбината в Усть-Илимске на полную мощность. В 2022 году мы произвели 3,6 млн тонн продукции, в 2023 году — около 3,7 млн тонн, в 2024 году — 3,9 млн тонн, в этом году — около 4 млн тонн. Однако чистая прибыль демонстрирует обратную динамику: в 2022 году она составила 22 млрд руб., в 2023 году — 17 млрд руб., в 2024 году — 15 млрд руб., а 2025 год станет убыточным.

— Всему виной перепроизводство?

— Нет. В отрасли сложилась кризисная ситуация, своего рода «идеальный шторм», когда одновременно действует не один, а целая совокупность факторов, имеющих негативное воздействие.

• Первый — санкционное давление, которое привело к резкому сужению доступных рынков сбыта. На сегодня у российских производителей де-факто два рынка — Россия и Китай. На внутренний рынок «Илим» поставляет около 30% выпускаемой продукции, 70% идет на экспорт, преимущественно в КНР.
• Вторая причина — снижение цен на внешних рынках. Сегодня на ключевом для нас рынке Китая наблюдается стремительный рост собственного производства бумаг и картонов, но при этом китайские комбинаты загружены всего на 60–70% — вот здесь как раз можно говорить о перепроизводстве.

Избыток производственных мощностей, возрастающая роль интегрированной целлюлозы, рост самообеспеченности Китая по волокну обострили конкуренцию и уронили глобальные цены на рынке ЦБП. Тарифно-торговые войны не добавляют позитива. Несмотря на то, что статистика экспорта Китая в этом году оказалась лучше ожиданий (за январь—ноябрь экспорт Китая вырос на 5% за счет перенаправления с США на другие рынки), геополитическая напряженность давит на уверенность потребителей и уровень цен.

Что имеем в итоге? По сравнению с 2021 годом экспорт целлюлозы, бумаг и картонов из РФ в Китай вырос практически на 50% в тоннах, но в деньгах рост существенно ниже, около 20%, а разница — это как раз влияние снижения цен.

Третий фактор — деградация бизнеса механической обработки древесины в РФ (производства пиломатериалов, фанеры, плит). Глобальный рынок конструкционных материалов показывает отрицательную динамику. Основная причина — кризис в строительном секторе Китая и ограниченная доступность альтернативных рынков сбыта. В результате мехобработка встала, ухудшив компаниям ЦБП доступ к стороннему лесосырью — балансу и щепе. Исторически мы эффективно сосуществовали: они поставляли нам балансы и щепу, а мы им — пиловочник. Что сегодня? Действующие арендаторы из бизнеса мехобработки не обеспечивают нужный производителям ЦБП объем лесозаготовки, а нам в их лесфонд не зайти, потому что он защищен их договорами аренды. Следовательно, компаниям ЦБП приходится идти за ресурсом дальше в лес, в прямом смысле дальше того радиуса вывозки, который мы раньше считали экономически обоснованным. По нашему мнению, чтобы использование лесосырьевой базы вновь стало эффективным, необходимо пересмотреть политику лесопользования на уровне государства.

— Есть и другие причины?

— Следующий ряд факторов можно отнести уже не только узко к ЦБП и ЛПК, это скорее вопросы макроэкономических условий в РФ в целом. Самый острый вопрос и одна из главных, на наш взгляд, причин кризиса всех экспортоориентированных отраслей в РФ — денежно-кредитная политика (ДКП).

В последнее время в СМИ, на конференциях и других площадках можно слышать много критики в адрес текущей ДКП. При этом аргументов, наглядно доказывающих эффект от нее, помимо высказываний об инфляции и перегреве экономики, бизнес не слышит.

При управлении инфляцией — как в любом управленческом процессе — важно отдавать себе отчет: наряду с положительными эффектами неизбежно возникают и негативные последствия. Суть эффективного управления заключается именно в поиске оптимального баланса между ними.

В сложившейся ситуации можно утверждать: негативное влияние действующей ДКП на экономику значительно превосходит ожидаемые положительные результаты. Учитывая масштаб проблемы, отсрочка принятия корректирующих мер приведет к серьезным последствиям.

Текущая ключевая ставка, на наш взгляд, не является экономически оправданной — она не только не поддерживает, а резко отрицательно влияет на экономику производственных компаний. Одно из последствий — сокращение внутреннего рынка.

Пример — наши покупатели, которые вынуждены отвлекать часть собственных средств на обслуживание банковских кредитов по крайне высокой ставке, снижая при этом свое потребление и тем самым емкость внутреннего рынка.

Еще один фактор — тарифы естественных монополий (на энергоносители, железнодорожные перевозки), которые растут опережающими темпами по отношению к инфляции и в разы превышают ее целевой уровень, который тот же Центробанк таргетирует за счет высокой ключевой ставки. То есть с одной стороны ЦБ пытается снизить инфляцию за счет удержания высоких ставок, а с другой — естественные монополии индексируют свои тарифы существенно выше, что разгоняет инфляцию и снижает эффективность влияния на нее высокой ставки. Более того, в условиях жесткой конкуренции на ключевом экспортном рынке — в Китае — этот рост себестоимости не переложить в цену, соответственно, это прямое уменьшение и без того ухудшившейся рентабельности бизнеса.

Если влияние ставки можно отнести к среднесрочным факторам, то главный тактический фактор, непосредственно влияющий на наши финансовые показатели,— это валютный курс. В этом году мы наблюдаем укрепление рубля, и каждый пункт напрямую снижает эффективность экспорта.

В условиях значительного санкционного давления, когда финансовая система страны претерпевает изменения, сложно говорить о рыночном формировании валютного курса. До нормализации ситуации необходим механизм, который будет противодействовать этим искажениям или компенсировать их.

На наш взгляд, важно установить разумный курс, который учитывал бы сегодняшние реалии. Мы полагаем, что для экспортоориентированной экономики оптимальным будет курс на уровне 95–97 руб. за доллар.

Повышение налоговых ставок, рост зарплат на фоне дефицита на рынке труда дополняют список факторов, в которых сегодня находится ЦБП.

В течение последних 30 лет предприятия ЦБП преимущественно направляли инвестиции на развитие экспортного направления, поскольку спрос на внутреннем рынке уже давно обеспечен. Поэтому в сложившихся обстоятельствах выстроенная операционная модель нашей отрасли оказалась парализованной. Значительно снизить или прекратить производство продукции у нас возможности нет. На комбинатах установлено дорогостоящее оборудование, приходится продавать продукцию по цене, которая перекрывает переменные затраты и лишь частично постоянные затраты. При расчете полной себестоимости (с учетом стоимости финансирования) в отчете о прибылях и убытках получается убыток.

— Лесопромышленники давно просят о транспортных компенсациях, послаблениях в условиях аренды и других субсидиях. Они не спасут отрасль?

— Идея транспортной компенсации была актуальной в первой половине 2025 года. Причина проста: изменения в логистике и структуре продаж привели к резкому росту экспорта товаров в Китай. Дорога оказалась буквально забита товарами — от энергоносителей до промышленных изделий. РЖД проделало большую работу, правительство оперативно отреагировало, и спустя полгода проблема была практически устранена. Помимо логистики, правительство оказывало пострадавшим отраслям поддержку и по другим направлениям.

Например, в угольной отрасли была введена отсрочка по налогу на добычу полезных ископаемых и страховым взносам, реструктуризация кредитной задолженности.

У металлургов — перенос сроков уплаты акциза на жидкую сталь и налога на добычу полезных ископаемых. Но все это точечные и ограниченные по времени меры, не устраняющие первопричину кризиса. Сегодня, учитывая общую экономическую ситуацию и снижение объемов производства, транспортировка больше не представляется критическим фактором.

Если говорить про дальнейшее использование субсидий, то это не выглядит реалистичным сценарием. Мы все прекрасно понимаем, что государственный бюджет дефицитен. Поэтому помогая кому-то, придется забирать у кого-то. То есть это путь, мягко говоря, лимитированный. Во-вторых, это все равно какая-то разовая конкретная акция, в которой ясно, что от помощи никто не отказывается, но ситуация у всех тяжелая, поэтому, скорее всего, надо применять другие методы.

Мы выходили с предложениями не принимать или отсрочить повышение неналоговых платежей, включая ставки арендной платы за лес, за пользование поверхностными водными объектами, ставки экологического сбора в рамках расширенной ответственности производителей, платы за негативное воздействие на окружающую среду, перенести сроки реализации программ экологической эффективности, не имеющих прямого положительного экономического эффекта для предприятий.

— Есть ли у вас другие предложения по стабилизации ситуации?

— Конечно. У любой отрасли промышленности есть две стратегические задачи: первая — удовлетворение внутреннего спроса в стране, вторая — обеспечение притока валюты в страну за счет экспорта излишков произведенной продукции. Поскольку в ЛПК задача насыщения внутреннего рынка давно решена, фокус должен быть на решение проблем экспорта.

Основной элемент, обеспечивающий конкурентоспособность компаний ЛПК на экспортных рынках,— это лесосырьевая база.

Благодаря качеству и морфологии отечественных лесов наша продукция всегда была востребована на всех ведущих мировых рынках. Однако последнее десятилетие ситуация начала меняться. Если раньше нашими основными конкурентами на экспортных рынках были производители из Северной Европы и Северной Америки, то сегодня основные конкуренты — это компании из стран Южной Америки и Юго-Восточной Азии. Выращивание древесины там оказалось существенно более эффективным: с одной стороны, благодаря влажному климату, с другой — законодательству, связанному с лесопользованием и лесовосстановлением.

По сравнению с крайне консервативным законодательством РФ (не позволяющим даже использовать семена деревьев, выращенных в другом регионе России) в Бразилии, Индонезии, Китае и ряде других стран наши конкуренты внедряют технологии повышения продуктивности выращивания леса с помощью генной инженерии. В результате сегодня в России период оборота рубки леса составляет 80–100 лет при съеме древесины 2 куб. м/га, а у конкурентов, использующих плантационные модели лесопользования, эти показатели составляют восемь лет и свыше 30 куб. м/га. Несложно рассчитать, на сколько, при прочих равных, радиус поставки леса у компаний, использующих плантационное лесопользование, будет короче, чем у компаний, использующих природные леса. А это прямое влияние на себестоимость, капиталоемкость операций в лесу и, как следствие, конкурентоспособность. Затраты на лес в себестоимости бразильской целлюлозы — $120–130 на тонну, в Чили — $150–160, в РФ — $160–190. Если добавить еще разницу в логистических тарифах (звучит удивительно, но логистика из Южной Америки до Китая обходится дешевле, чем из РФ до Китая) и в энергетике (а комбинаты в Южной Америке энергоизбыточные), разрыв в конкурентоспособности становится еще более существенным.

Еще одна сложность, связанная с заготовкой леса в РФ,— несовершенство законодательства в области строительства лесных дорог.

Мы активно занимаемся этими темами и полагаем, что они должны найти отражение в соответствующих документах, например, в актуализируемой Минпромторгом стратегии развития отрасли, изменениях Лесного кодекса и постановлениях правительства.

Недавно мы столкнулись с еще одной проблемой — резким увеличением ставки аренды лесных участков. В 2023 году правительство РФ выпустило постановление об изменении порядка расчета ставок аренды леса. В том же году Рослесхоз выпустил разъяснения, согласно которым это нововведение должно было касаться только вновь заключаемых договоров аренды. В конце 2025 года ведомство поменяло свою позицию, планируя теперь задним числом пересчитать ставки аренды по всем договорам, включая заключенные до 2024 года, в том числе по договорам в рамках ПИП (приоритетных инвестиционных проектов). В результате возникает юридическая коллизия: с одной стороны, Лесной кодекс определяет, что ставка аренды должна определяться по итогам аукционов, но новые разъяснения Рослесхоза приводят к тому, что новая ставка оказывается выше цены аукциона. То, что под новые ставки подпадают и старые ПИПы, в рамках которых арендаторы уже выполнили свои обязательства по объему инвестиций, созданию рабочих мест и выпуску продукции, подрывает саму логику механизма ПИП как льготного инструмента, стимулирующего приток инвестиций в лесной комплекс. Некоторые участники отрасли, вероятно, и не заключали бы ПИП в принципе, если бы знали, что расценка по нему будет повышена более чем на 70%. В целом же в текущих условиях у компаний отрасли, балансирующих на грани убытка, просто нет средств заплатить миллиарды увеличенной арендной платы за лес за прошедшие три года.

Следующая тема — технологическое обеспечение. ЦБП — одна из самых капиталоемких отраслей. Установленное на наших комбинатах оборудование — не российское и не китайское. В условиях санкций нужно быть технологически независимыми, а значит, необходимо в сжатые сроки перейти на оборудование, произведенное внутри страны или в дружественных странах. Поэтому отечественное машиностроение должно подхватить этот переход.

Еще один острейший вопрос, который стоит перед градообразующими предприятиями,— укомплектованность персоналом. Рост зарплат в других отраслях вызвал отток персонала и миграцию в другие регионы. Мы предпринимаем колоссальные усилия для удержания сотрудников, но, когда отрасль находится в кризисе, это сделать непросто. Здесь нужна скоординированная работа с региональными властями и главами муниципальных образований, чтобы создавать в городах присутствия такие социальные условия, которые будут способствовать удержанию персонала и привлечению молодежи к рабочим специальностям.

Огромная работа проводится для повышения качества продукции в условиях роста конкуренции на экспортных рынках. Это означает, что нужны инвестиции, а чтобы реализовывать инвестпроекты нужна приемлемая кредитная ставка.

По нашим расчетам, предприятия могут снова перейти к масштабным инвестпроектам только при курсе не ниже 95 руб. за доллар и при процентной ставке не выше той внутренней нормы доходности, которые генерируют проекты бизнеса.

Есть бенчмарк, что для поддержания основных фондов бизнес должен генерировать не менее 15% рентабельности на инвестированный капитал. Соответственно, коммерческая ставка не должна быть больше 15%, значит, ключевая ставка — не больше 10–12%. Если не менять действующую ДКП, то здесь уже будет нечего противопоставить. Никакие методы хеджирования, их просто не существует.

Как видите, вызовов у производителей ЦБП много. Мы, как лидер рынка, вызовы принимаем и так же, как и другие компании отрасли, над всеми этими вопросами работаем. Понимаем, что часть вопросов — экзистенциальные и ситуацию быстро не поменяешь. Но то, что касается внутреннего законодательства, денежно-кредитной политики,— это можно отрегулировать. Так, чтобы бизнес мог расти и приносить свою долю в рост ВВП. Со своей стороны, мы внутри компании и внутри отраслевых сообществ провели многочисленные исследования и готовы ими поделиться.

Подытожу. Мы считаем, необходимо резко снизить ставки обслуживания кредитных средств, обеспечить экономически эффективный курс рубля, не повышать арендную плату за лес, оперативно обновить систему правовых отношений в лесу — сделать ее современной, направленной на быстрое повышение конкурентоспособности отрасли, и, самое главное, создать условия для инвестиций. Инвестиции — ключевой фактор отрасли и экономики в целом.

— Государство готово идти на уступки? Что будет, если правительство не пойдет навстречу?

— Банкротства. Сначала убытки, а когда они станут сопоставимы с величиной акционерного капитала, компании дойдут до отрицательных чистых активов и банкротства. Тут нет иных вариантов. Движение к отрицательным результатам в отрасли видно по динамике всего года. Доходность у многих уже близка к нулю или отрицательна. Если так пойдет и дальше, мы просто потеряем отрасль. Если какие-то комбинаты остановятся, то потом запустить их будет уже практически невозможно. Вопрос даже не в технологии, а в том, что в текущих условиях на рынке труда люди просто уедут в другие регионы и не вернутся.

Интервью взяла Ольга Мордюшенко