На рекламных плакатах выставки "Славяне Европы и народы России", заполонивших петербургские улицы и в особенности метро — нечто вроде знаменитого фонтана "Дружба народов" на ВДНХ: статные парни и девушки в народных костюмах собрались в круг. Композиция, конечно, провокационная: только у совсем молодых людей мозг не додумывает автоматически снопы, колосья, разноцветные флаги пятнадцати братских республик и прочий мир-труд-май. Все прочие зрители моментально узнают советский дизайн и ждут развесистой клюквы на тему светлого пути народов СССР к победе коммунизма — и ошибаются. Да, выставка пришла прямиком из империи, но из другой.
"Славяне Европы и народы России" — редкий в музейной практике случай: это выставка о выставке. Ее собрали к 140-летию Первой Всероссийской этнографической выставки, которая открылась в московском Манеже в апреле 1867 года. Судя по сохранившимся фотографиям — они представлены и на выставке в Российском этнографическом музее, — выставка, представлявшая быт и обычаи народов Российской империи, могла бы заставить обзавидоваться Голливуд: дизайнеры тогдашней экспозиции наворотили искусственных гор и долин, пустили по Манежу почти настоящие реки, расстелили луга и степи, в которых настроили образцово-показательных изб, мазанок и кибиток. Но самое главное — пасторальные пейзажи были населены разномастным и почти живым народом: все манекены, одетые в костюмы российских народов и племен, были старательно "оживлены". Вот выхваченные из какой-то блаженной вневременной древности румяные великороссы развернули шумную ярмарку, вот малороссийские парни и дивчины отплясывают на фоне чистеньких хат с подсолнухами у плетня, вот степная мадонна умиляется младенцу в люльке, вот радуется добытому зверю охотник-якут. Картонные лица снабжены выразительной мимикой, манекены выстроены в жанровые сценки — в общем, целый спектакль о широте российских просторов и многообразии населяющей их жизни. Многообразие, однако, имело четкий центр: славянские народы, и в первую очередь Великая, Малая и Белая Русь. Но не были забыты и малые славянские племена, в том числе живущие вне границ России: проникнутая идеей панславизма выставка представила славян Австро-Венгрии, Пруссии, Саксонии, Турции, Сербского княжества и Черногории. Политический мессидж Всероссийской этнографической выставки улавливался без всякого труда: в Европе выставка была воспринята как попытка Москвы взять под свое покровительство славянские народы, стать "центром и средоточием национального единства славян". Венская пресса восприняла это событие как "преступное покушение на существование" Австрии, немалая часть населения которой была славянской. Выставку называли "политической демонстрацией", а Москву — "меккой панславизма". В России же слащавая, отлакированная сказка о приумножении и процветании народов и племен под солнцем Российской империи пользовалась неслыханной популярностью: за два месяца на выставке побывало 83 048 человек, причем первыми и главными зрителями были император Александр II с великим князем Александром Александровичем и его супругой Марией Федоровной.
Российский этнографический музей — хранитель практически всего уцелевшего наследия Всероссийской этнографической выставки — тоже чутко воспринимает перемены политического климата. Раз у нас снова национальная гордость и патриотическое возрождение — пожалуйста, получите приличествующий случаю материал. "Славянская" выставка в РЭМе состоит большей частью из экспонатов той, стосорокалетней давности выставки: это костюмы и предметы быта — от славянских прялок и туесков до среднеазиатского казан-мангала и шаманских бубнов Чукотки. Однако такого пиршества имперской идеи, как полтораста лет назад, РЭМ устраивать не стал. Никаких декораций с березками и избушками, никаких устроенных прямо в музейных залах рязанской ярмарки с зазывалами и торговками или кавказского духана с пляшущими красотками. Всю театральность убрали: экспонаты выставлены в обычных музейных витринах на фоне выкрашенных серенькой краской стен, и даже манекены, одетые в действительно драгоценные народные костюмы, подчеркнуто нейтральны: никаких лиц, никаких персонажей, манекены портновские, вместо головы — обтянутый тканью шарик, иногда украшенный тюбетейкой или, наоборот, поневой. В результате никакого возрождения национального духа можно не ждать: скучные ряды сиротливо стоящих плотной шеренгой, как на складе, костюмов и утвари не вызывают у неэтнографической публики ничего, кроме скуки. Впрочем, этот изъян успешно восполняет новое патриотическое кино.
Анна Матвеева
