В помещении Российской Государственной библиотеки по искусству весело прошли Вторые банные чтения, организованные журналом "Новое литературное обозрение" и дирекцией библиотеки. Конференция "Дружба/Вражда. Из истории литературных отношений" собрала весь цвет литературоведческой науки со всего света — Старого и Нового. Аудитория была широкой и благодарной.
Повышенный интерес к чтениям объяснялся не только заманчивой темой, знаменитыми докладчиками (среди которых были Александр Жолковский, Александр Осповат, Александр Чудаков), но и той особой репутацией, которую за короткий срок снискали себе журнал НЛО и его детище, Банные чтения. Уже первые чтения 1993 года заставили говорить критиков о специфическом "банном" духе — живом, непринужденном, начисто лишенном академической чопорности. Здесь нет возрастной иерархии и чинопочитания, граница между докладчиком и аудиторией проницаема и "налажен контакт с залом". Здесь шутят, пикируются, озадачивают друг друга парадоксами и наслаждаются чужим и своим остроумием. Почти описанная Рабле Телемская обитель. И главное — легкая форма докладов лишь подчеркивает высший научный пилотаж участников. "Веселый профессионализм" — вот что так выгодно отличает Банные чтения от многих (если не большинства) конференций.
На чтениях обсуждалось: как дружили и ссорились литераторы, философы, музыканты, ученые, короли и их фавориты; как понималась дружба в разные литературные эпохи; какова структура (поэтика) дружеских отношений в том или ином литературном сообществе и каковы механизмы конфликтов; что такое скандал и какую роль он играет в литературном процессе; как рождались мифы о России на Западе, дружеские и враждебные, — и многое, многое другое. В научный оборот были введены новые документы, уточняющие и расширяющие представления о литературном быте и литературном процессе; были предложены оригинальные интерпретации различных эпизодов из истории литературных отношений. Особый интерес вызвали доклады Веры Мильчиной "Русофобия и русофилия — близнецы-братья", Александра Чудакова "Литературное противостояние двух джентльменов (Чехов и Мережковский)", Александра Жолковского "Еще раз о связях Михаила Булгакова с Достоевским", Андрея Зорина "Из истории дружеского литературного общества", Александра Осповата "Тютчев и Тютчев". Впрочем, не вызвавших интереса докладов на конференции практически не было.
Дискуссия напоминала спектакль, ибо очень скоро произошло распределение ролей среди наиболее заядлых спорщиков: "парадоксалист" и "педант", "скептик" и "романтик". Между ними воистину "все рождало споры и к размышлению влекло": от историко-литературных, теоретических и методологических вопросов до самых метафизических. Значительно меньше интересовала участников конференции литература (наверное, потому, что она, по мнению некоторых, личное дело любезных им литераторов). Сами же литературные отношения понимались весьма широко: как ориентированные на определенный литературный канон, как частные отношения между литераторами, как частные отношения между литераторами и не-литераторами и, наконец, — между не-литераторами. Иногда казалось, что литературные отношения — это такие, которые к литературе не имеют отношения. Но ведь и они интересны.
Назвав чтения Банными, устроители спровоцировали критиков и рецензентов на многочисленные каламбуры: "выпаривание литературы", "банный треп". Прошедшие чтения, если продолжать острословить, порою походили на дружеское перемывание косточек отсутствующих, то есть давно ушедших, личностей, исторических и по своему значению, и в известном ноздревском смысле. Разумеется, всего милее оказались подробности интимного характера (особенно отношения славянофилов с женщинами и проблемы мужской дружбы у русских предромантиков). Хорошо известно, как притягательны такие темы (особенно потому, что обсуждаемая особа ответить не может, разве что явившись ночью к чрезмерно любопытному специалисту в виде привидения; но и тут, как кажется, ученый не испугается, а попросит прояснить кое-что из биографии почившего). Мнения участников дискуссии разделились: одни сетовали на отсутствие научной истории сексуальности в России, другие призывали бросить изыскания в области этих внелитературных явлений. Любопытство публики было настолько острым, что Осповат вынужден был просить слушателей не искать в его докладе с парадоксальным названием "Тютчев и Тютчев" никаких сексуальных намеков.
В целом было интересно, весело и приятно, хотя некоторые и готовы были упрекнуть участников: "Шутить и век шутить, как вас на это станет?" Но, по мнению устроителей, лучше шутить, чем занудствовать, болтать, чем вещать, играть словами, чем "внедрять", как Екатерина картошку, тяжеловесные и неудобоваримые концепции. Временами докладчики прорывались в неизведанные глубины науки, только какой именно, пока неясно — для выяснения остается ждать Третьих банных чтений.
ИЛЬЯ Ъ-ВИНИЦКИЙ