90 лет назад, в ноябре 1917 года, украинская центральная рада объявила о создании Украинской Народной Республики, которой было суждено просуществовать лишь несколько месяцев. С тех пор в Европе неоднократно появлялись государства, срок жизни которых совершенно не соответствовал грандиозности задач, декларируемых их правителями. И все же некоторые мероприятия экономического характера эти государства обычно успевали провести, зачастую приближая тем самым свою гибель.
"Подымайтесь на борьбу с москалями"
В XIX веке количество государств в мире быстро и неуклонно уменьшалось, и многим казалось, что в конце концов вся планета окажется под властью одного-единственного правительства. С карты Европы исчезли независимые княжества и королевства Италии, многочисленные государства Германии слились в единую империю, в Азии и Африке туземные царства одно за другим поглощались бескрайними колониальными державами. Однако в начале ХХ века процесс двинулся в обратном направлении. После первой мировой войны распалось несколько империй, и на их обломках возникли новые государства, например Чехословакия, Финляндия, Польша, Эстония. Однако не всем новым государственным образованиям было уготовано заметное место в истории. Некоторые исчезали, едва успев провозгласить независимость. Но и в государствах-однодневках имелись свои правительства, свои вожди и своя экономика, а также нередко амбициозные планы ее развития. Правда, у большинства таких стран не хватало сил не то что на экономику, а даже на то, чтобы контролировать собственную территорию.
Первой стала трещать по швам Российская империя, надорвавшаяся в великой войне. В 1917 году Временное правительство первым делом избавилось от прежнего "аппарата угнетения", включая местных генерал-губернаторов и прочих "слуг старого режима", которые держали в повиновении окраины. В условиях вакуума власти в стране начался парад суверенитетов, новые республики стали возникать в самых неожиданных местах. Об одном из таких государств, в частности, писали "Биржевые ведомости" в июне 1917 года: ""Молдавская" республика. Оказывается, имеется и такая. Возникла эта Молдавская республика у нас в Лесистых Карпатах, под крохотным местечком Селетином. Кажется, еще накануне ее возникновения сами республиканцы даже не предполагали, что они отделятся, самоопределятся и представят собой некую автономную государственную единицу. Случилось же это следующим образом: пришел некто, наряженный в военную форму, в лаковых щегольских сапогах и в щегольской офицерской накидке; пришел, собрал вокруг себя толпу и принялся заливать ее речами ультраанархического характера. Судя по речам, оратор был из бывших капитанов, пострадавших за... растрату семи тысяч казенных денег". Капитан призвал основать новое государство и тут же изложил свою экономическую программу — "обещал, что в организуемой им Молдавской республике "винной свободы" будет сколько угодно". Толпа солдат, перед которой витийствовал оратор, сначала проголосовала за республику, но через несколько дней передумала, и несостоявшийся первый президент попал под арест.
Но были и более серьезные попытки самоопределиться "вплоть до отделения". В марте 1917 года несколько украинских партий левого толка создали центральную раду, которая потребовала от Временного правительства автономии, формирования особых военных частей, состоящих из украинцев, и признания ее в качестве легитимного правительства Украины. Все это рада получила, поскольку Керенский был не в силах ей в чем-то отказать. Когда же из Петрограда пришли вести об октябрьском перевороте, рада взяла под контроль госучреждения в Киеве, сместив комиссаров Временного правительства. На какое-то время власть оказалась в руках рады, у которой была своя экономическая программа. 7 ноября 1917 года по старому стилю рада издала "Третий универсал", в котором объявлялось о создании Украинской Народной Республики, а также об отмене частной собственности на землю, которая отныне признавалась собственностью всего народа. Помещики лишались собственности без выкупа. Тем же универсалом вводился восьмичасовой рабочий день. В сущности, эта программа мало чем отличалась от того, к чему стремились социалисты в других частях бывшей Российской империи, да и сам ее автор — Владимир Винниченко — был убежденным социал-демократом.
Было в раде и другое направление экономической мысли. Военный министр Симон Петлюра и главнокомандующий войсками нового украинского правительства Павел Скоропадский считали, что для процветания Украины достаточно отгородиться от "москалей". Эта точка зрения выглядела вполне убедительно на фоне экономической разрухи, спровоцированной большевиками. "Москали у себя устроили беспорядки,— говорил Петлюра,— их народ сидит без хлеба, грабежи и убийства господствуют во всей стране, так они то же хотят устроить и у нас, хотят нашим хлебом воспользоваться... Нет, мы не хотим московских порядков. Они дожили до Н. К. (народных комиссаров.— "Деньги"), так пусть они у них и будут, а мы довольны своей Радой. Везите хлеб к нам и все, как один, подымайтесь на борьбу с москалями". Однако ни левым, ни правым деятелям рады не удалось приступить к выполнению своих планов, поскольку армия поддержала большевиков, что вынудило раду бежать из Киева уже 26 января 1918 года.
Впрочем, она быстро нашла спонсоров украинского дела в лице немцев. По условиям Брестского мира Россия отказывалась от притязаний на Украину, и рада вернулась в Киев на немецких штыках. Власть вскоре захватил генерал Скоропадский, провозгласивший себя гетманом. Новый правитель объявил о восстановлении частной собственности и подкрепил свои слова делом. В деревню были направлены отряды державной варты — милиции, набранной из зажиточных крестьян, желавших прекращения аграрных беспорядков, когда беднота разворовывала имущество дворян и богатых хуторян. Отобранную ранее землю возвращали владельцам, а расхитителей собственности пороли шомполами. В промышленности в то время на первых ролях было объединение "Протофис" (Союз промышленности, торговли, финансов и сельского хозяйства), где заправляли олигархи, вроде строительного магната Всеволода Демченко. "Протофис" оказывал гетману политическую и финансовую поддержку, а взамен получал возможность бесконтрольно распоряжаться национальными богатствами.
Скоропадский предложил свой вариант земельной реформы. Устанавливалась максимальная площадь земли в собственности — 25 десятин (более 25 га), излишки принудительно выкупались Земельным банком за "земельные облигации", а затем распределялись между крестьянами. Крестьяне должны были платить выкуп банку в течение 15 лет, а банк выплачивал средства помещикам по их облигациям. Однако главным в экономическом курсе Скоропадского было другое — подчинение германским интересам. Украина признала торговый договор между Россией и Германией от 1904 года, причем пошлины на ввозимые немецкие товары устанавливались в соответствии с довоенным курсом рубля, в то время как на Украине бушевала инфляция. Ввоз немецких товаров поэтому был фактически беспошлинным. При этом немцы могли беспрепятственно закупать продовольствие и сырье, необходимые для продолжения войны. Так Украина из равноправной части Российской империи превратилась в формально независимую, но фактически полностью подконтрольную Германии страну. К экономическим бедам Украины добавился разгул коррупции, ходила, к примеру, шутка, что державная варта переводится как "дай взятку". Однако так продолжалось недолго. Проигравшие в первую мировую немцы оставили Украину, та вскоре сделалась полем сражений гражданской войны, а победа большевиков поставила крест на самостийности на долгие десятилетия. Таким образом, в краткий период независимости Украины в начале прошлого века не удалось реализовать ничего из благих намерений ее руководства, которое оказалось таким же безвластным, как и Временное правительство.
Подобное происходило и на других временно отколовшихся окраинах России, где власти сталкивались с давлением немцев и их союзников и при этом были не в состоянии справиться с внутренней анархией. Так, грузинское правительство безуспешно пыталось прекратить скупку хлеба немецкими агентами. Главный уполномоченный по заготовке хлеба Ардишвили жаловался грузинскому МИДу: "Уполномоченные отдельных германских учреждений производят закупку хлеба в Борчалинском уезде и в Кахетии, причем в Борчалинском уезде закупка производится по ценам значительно более высоким, чем установленные...Подобный образ действий мешает работе правительственных организаций по закупке хлеба". На запрос МИДа германский представитель фон Кресс издевательски ответил, что Грузии следует принять меры "для устранения лихоимных и спекуляторских влияний в продовольственной торговле" и тем самым решать свои проблемы, не докучая германскому командованию.
Аграрная реформа, заключавшаяся в изъятии у помещиков излишков земли, пробуксовывала из-за желания крестьян взять все, дворяне не хотели отдавать ничего и к тому же стремились взыскать недоимки. Многочисленные грузинские князья формировали боевые дружины для выбивания долгов, правительство пыталось им помешать, но не всегда успешно, навести порядок в сельской местности казалось почти невозможным. При этом фабрики стояли, инфляция росла параллельно с дефицитом товаров, а спекуляция процветала. Зато грузинские власти преуспели в захвате бывшей имперской собственности. Главнокомандующий добровольческой армией генерал Алексеев пенял грузинам в 1918 году: "Посмотрите на картину деятельности грузинских войск в полосе их продвижения. Реквизируются суда Черноморской дороги, и некоторые из них, например "Феофания", используются для перевозки частного груза. Реквизируются все автомобили по всей линии, обозы, склады продовольствия. Южный участок от Ново-Сенак объявлен достоянием Грузинского государства. На каком основании? На том, что своя рука владыка, что пока Вы можете распоряжаться как хотите? Далее наличными деньгами взято 800 000 руб. в Сочи и 230 000 руб. в Сухуме. Конечно, был заявлен протест Правлением дороги, но к чему это приведет?" К процветанию и долголетию независимой Грузии все это, как известно, не привело.
"Уничтожить старые бедствия"
Европа увидела свой парад суверенитетов чуть позже. Распад Австро-Венгрии привел к созданию нескольких государств на ее территории и серьезной перекройке границ. Германия же хоть и сохранила единство, но тоже испытала на себе прелести сепаратизма. В 1918 году в терпящей поражение стране вспыхнула революция, одной из движущих сил которой была вера в то, что державы-победительницы не будут слишком жестоки к переродившемуся государству, отряхнувшему с ног прах милитаристского прошлого. Такие настроения были сильны и в Баварии — самой обособленной в культурном отношении части страны. Баварцы, как известно, говорят на диалекте, который почти не понимают в остальной Германии, к тому же далеко не все они радовались, когда их родина стала частью империи Бисмарка. Теперь же многие в Баварии думали, что стоит отделиться от Германии и гнев победителей их минует. Поэтому в Баварии шла собственная революция, нацеленная на создание отдельного социалистического государства.
Вождем баварской революции стал Курт Эйснер, независимый социал-демократ, который не был до того ни партийным лидером, ни вообще заметной политической фигурой. Эйснер был театральным критиком и журналистом. Он не являлся даже уроженцем Баварии, а происходил из семьи берлинских евреев. Однако с помощью своего ораторского искусства Эйснер сумел настроить толпу, собравшуюся на митинг социалистов, на целенаправленные действия и привел ее к казармам. Не устояли под натиском его красноречия и солдаты. В результате баварское правительство бежало, и вся власть сосредоточилась в руках литератора. Эйснер взял курс на отделение Баварии от Германии и даже опубликовал несколько секретных документов, доказывавших, по его мнению, что в развязывании войны виноват только Берлин, а Мюнхен ни при чем. Он попытался установить дипломатические отношения с Францией и Великобританией, однако понимания у них не нашел.
Между тем новое правительство объявило о намерении построить социализм в отдельно взятой германской земле. Власть заявляла, что "революционное правительство баварского государства твердо решило осуществить великую попытку уничтожить старые бедствия". Для начала вводился восьмичасовой рабочий день. Населению было обещано решение жилищного вопроса, государственное регулирование рынка труда, а также земельная реформа, о которой, впрочем, говорилось лишь то, что крестьяне будут работать "на собственной земле". Но все эти благие начинания вскоре потонули в потоках крови. Одной из первых жертв начавшегося хаоса стал сам Эйснер. 21 февраля 1919 года его застрелил молодой офицер, изгнанный из небезызвестного общества Туле в связи с еврейским происхождением,— убийством еврея он хотел доказать верность арийской идее.
Тем не менее 13 апреля коммунисты и социал-демократы провозгласили создание независимой Баварской советской республики, где власть должна была принадлежать советам, а фабрики — рабочим. На предприятиях вводился "рабочий контроль", банки были национализированы. Однако в остальной Германии к тому времени революция была подавлена, и центральная власть смогла взяться за наведение конституционного порядка в отколовшейся было Баварии. Уже 1 мая посланные войсковые части вошли в Мюнхен и приступили к расстрелам тех, кто походил на коммунистов или сепаратистов. Баварская советская республика оказалась типичным государством-однодневкой с амбициозными планами и без всяких средств для претворения их в жизнь. Как и в случае с Украиной или Грузией, баварские революционеры никогда не контролировали полностью ситуацию в своей республике. Очевидец событий офицер рейхсвера Луитпольд Штейдле, впоследствии известный мемуарист, писал: "Своеобразие революции в Мюнхене заключалось в том, что нигде в городе полностью не прекращалась повседневная жизнь. Напротив, были кварталы, которые казались совершенно неизменившимися, совсем мирными". Иными словами, социализм победил лишь в отдельно взятых районах города, а остальные жили так, будто Бавария и вовсе не отделялась от Германии.
Больше, чем поэт
Курт Эйснер был первым литератором, вставшим у руля страны-однодневки, но не последним. В Италии, которая сражалась в первой мировой на стороне Антанты, уважали поэтов и писателей не меньше, чем в Германии. Более того, самый прославленный из итальянских героев войны как раз являлся поэтом, писателем и драматургом. Габриэле Д`Аннунцио до войны был известен как декадент, эстет и ловелас, истративший все состояние на любовниц и бегавший потом от кредиторов. Его стихи, пьесы и романы пользовались популярностью, но не настолько, чтобы он мог выпутаться из долгов. Впрочем, это Д`Аннунцио мало волновало, поскольку корыстные интересы он считал пошлым мещанством. Д`Аннунцио влекли подвиги и авантюры, и начало мировой войны он воспринял как прекрасную возможность сделать нечто героическое. Он стал военным летчиком и быстро прославился своей смелостью. В 1918 году Габриэле Д`Аннунцио совершил свой главный подвиг — во главе эскадрильи из девяти самолетов он долетел до Вены и сбросил на головы австрийцев листовки с памфлетом собственного сочинения: "Мы могли бы сейчас сбрасывать бомбы, но вместо этого разбрасываем конфетти..."
После войны оказалось, что союзники не собираются исполнять честолюбивые мечты Италии о присоединении северного побережья Адриатического моря. Эти земли отходили вновь созданному Королевству сербов, хорватов и словенцев — будущей Югославии. Славянскому государству достался даже приграничный порт Фиуме (ныне Риека), в котором итальянцы составляли большинство населения. Многие в стране были недовольны такой несправедливостью, в особенности ветераны войны, большая часть которых никак не могла найти себя в мирной жизни. Особенно переживали бывшие ардити — бойцы элитных штурмовых отрядов, которые считались в стране героями. По настоянию США Фиуме планировалось сделать независимым буферным государством, предлагалось даже разместить там штаб-квартиру Лиги Наций. Итальянцев такой вариант категорически не устраивал.
Д`Аннунцио, будучи националистом, мечтал завоевать для Италии Адриатику, а будучи поэтом и честолюбцем, мечтал об эффектном подвиге и бессмертной славе. Он собрал отряд вооруженных добровольцев, порядка 2500 человек, в основном ардити, беспрепятственно перешел границу и занял Фиуме 12 сентября 1919 года.
До войны Фиуме был процветающим австро-венгерским городом — вторым по значению портом империи после соседнего Триеста. Здесь находились верфи, крупный химзавод, табачная фабрика, завод по производству торпед и ряд других предприятий, так что город почти не знал безработицы. Более того, в Фиуме действовала прекрасно отлаженная система социального обеспечения — рабочие получали медицинские страховки, пенсии. Жилищный фонд был одним из лучших в регионе. Достаточно сказать, что по закону в каждом доме в городе должна была быть ванна или душ, тогда как в соседней Италии все это оставалось признаком роскоши. Вместе с тем Фиуме раздирали этнические противоречия. В элиту входили в основном венгры, большинство среднего класса составляли итальянцы, а в сельской зоне преобладали хорваты. После войны ситуация обострилась настолько, что итальянские и хорватские боевики уже стреляли друг в друга на улицах. В такой обстановке появление Д`Аннунцио было воспринято итальянским населением с большим воодушевлением.
Д`Аннунцио мечтал, что Италия с благодарностью примет из его рук Фиуме, что итальянцы, живущие в Югославии, поднимут восстание и он пойдет по ней триумфальным маршем, завоевывая город за городом, наконец, он надеялся, что в Италии рухнет буржуазное правительство и к власти придут герои вроде него самого. Ничего этого не случилось. Более того, итальянское правительство, не желая ссориться с США, открестилось от его авантюры и даже объявило блокаду Фиуме. Югославия, естественно, к блокаде примкнула. В результате Габриэле Д`Аннунцио оказался лидером крошечного государства в окружении врагов, которое жило в основном за счет гуманитарной помощи, присылаемой Красным Крестом, и контрабанды. Предприятия в городе стояли, а цены быстро росли. Например, килограмм мяса подорожал как-то с 36 до 56 крон в течение дня. Поэт, который не умел распорядиться даже личными финансами, ничего с этим не мог поделать. Правительство Фиуме порой действовало, мягко говоря, недальновидно. В обращение была введена особая фиумская валюта (на старых кронах ставили печать), при том что в городе ходили в основном югославские деньги. Налог на вино было решено взимать только фиумскими деньгами, которых у виноторговцев не было. В результате налог попросту не платили.
И все же население было настроено по-прежнему позитивно, поскольку с приходом Д`Аннунцио и его ардити жизнь в городе превратилась в праздник. Один из ардити писал в Италию: "Здесь все счастливы... Все занимаются любовью с фиумскими девушками, которые известны своей красотой и сговорчивостью". Другой наблюдатель, однако, сообщал, что "Фиуме превратился в настоящий бордель, "заполненный всевозможными преступниками и проститутками". В городе процветала торговля кокаином, что отлично вписывалось в общий стиль новой администрации, ведь моду на белый порошок ввели авиаторы первой мировой, боявшиеся уснуть за штурвалом, а в государстве Д`Аннунцио уважали все военное и связанное с авиацией.
Дух революционной вольницы привлекал искателей приключений. Так, капитан итальянского судна "Персия", груженного оружием и военным снаряжением для русских белогвардейцев, предпочел угнать судно и идти в Фиуме вместо Владивостока. Д`Аннунцио с радостью принял этот дар, который еще больше разогрел его воображение. Теперь он говорил своим сторонникам: "Мятежники всех рас соберутся под нашими знаменами. И слабый будет вооружен... И начнется новый крестовый поход бедных и обездоленных народов против наций-узурпаторов". Поэт, таким образом, рассматривал Фиуме как форпост мировой революции, а та виделась грандиозным театральным действом: "Быть может, мы погибнем под руинами Фиуме, но из этих руин возвысится дух, могучий и беспокойный".
Однако время шло, Италия все не соглашалась на аннексию города, революция все не начиналась, и Д`Аннунцио пришлось задуматься над государственным устройством Фиуме. Из множества предложений поэт выбрал идею корпоративного государства, модную в то время среди итальянских интеллектуалов. Большинство населения города распределялось по девяти корпорациям, выделенных без какой-либо видимой логики: корпорация портовых рабочих, корпорация собственников и высших управляющих, лиц интеллигентных профессий, технического персонала и пр. Десятая корпорация должна была объединять "высших" — поэтов, художников и прочих гениев. Корпорации объявлялись юридическими лицами, которые к тому же могли облагать налогом своих членов. Д`Аннунцио указывал, что каждая корпорация "изобретет свои символы, эмблемы, свою музыку, свои песнопения, молитвы, институты, ритуалы и праздники", ведь жизнь без праздников и песен казалась ему недостаточно революционной. На практике фиумчанам просто раздали карточки, на которых писалось, кто теперь в какой корпорации, и на этом корпоративная жизнь замерла.
Тем временем Италия и Югославия договорились о создании Свободного государства Фиуме, с чем Д`Аннунцио был категорически не согласен. 8 сентября 1920 года он объявил об основании Итальянского регентства Карнаро (в честь Кварнерского залива, где расположен Фиуме), а себя провозгласил его вождем, по-итальянски — дуче. Впрочем, долго регентство, окруженное врагами, существовать не могло. Желая прекратить затянувшийся кризис, Д`Аннунцио в декабре 1920 года объявил войну Италии и после бомбардировки города итальянским флотом сдался. Поэт удалился в свое имение и занялся литературой, а Фиуме побыл независимым до 1924 года, когда его все-таки захватила Италия, которой в ту пору уже управлял собственный дуче.
Программа 600 дней
Итальянский вождь Бенито Муссолини был большим поклонником Габриэле Д`Аннунцио, хотя действовал куда более прагматично. Он позаимствовал у Д`Аннунцио систему корпоративного государства, которую начал выстраивать в Италии, позаимствовал стиль агрессивной демагогии, позаимствовал даже любимый Д`Аннунцио способ расправы с политическими противниками — насильственное опаивание касторовым маслом. Правда, придя к власти, Муссолини быстро отошел от левой и анархической риторики, которая тоже была в значительной степени списана с фиумского дуче. Однако настал день, когда вождю итальянских фашистов самому пришлось создавать государство-однодневку, которое держалось за счет демагогии, нелепых социальных прожектов и благодаря иностранной военной поддержке. В июле 1943 года союзники высадились на Сицилии, вскоре они вторглись в южную Италию, а уже в сентябре король Италии взял своего фашистского премьер-министра под арест. Спас дуче, как известно, отряд немецких парашютистов под командованием Отто Скорцени, и Муссолини начал с чистого листа.
Освобожденный дуче провозгласил создание Итальянской социальной республики, в которой, как он заявлял, будут исправлены ошибки прошлого. Вождь фашистов обещал социальные блага трудовому народу и объявил, что его новое правительство — "единственное истинно социалистическое правительство из всех существующих, разве что за исключением Советского Союза". Новое государство, прозванное республикой Сало в честь города, где заседало его правительство, находилось в северной части Италии, куда еще союзники не дошли. Власть республики Сало не распространялась на прифронтовую зону и даже на Рим, где заправляли немцы.
Муссолини провозгласил "социализацию" управления предприятиями. На предприятиях создавались "ассамблеи", состоящие из акционеров и работников предприятий. Эти ассамблеи должны были выбирать административные советы, в которые поровну входили представители рабочих и акционеров. Советы должны были управлять предприятием "с учетом национального плана, устанавливаемого компетентными органами государства". На бумаге все выглядело гладко, но на практике республика Сало сталкивалась с классической проблемой большинства государств-однодневок: она не контролировала собственную территорию. Фашистская республика была фактически лишена вооруженных сил, так что ее функционеры были легкой добычей для партизан-антифашистов. В сельской местности хозяйничали партизаны, а в городах — немцы, которые мало считались с мнением "макаронников", они открыто презирали их за попытку выйти из войны. С осени 1943 по весну 1944 года республика еще пыталась реализовывать свои государственные проекты, но затем правительство перестало собираться, и учреждения Сало стали тихо умирать. В конце войны республика находилась под полным контролем немцев, которые относились к ней уже не как к союзнику, а как к еще одной оккупированной территории. Формально же государство просуществовало около 600 дней — с 18 сентября 1943 года по 25 апреля 1945-го, когда дуче попал в плен. Муссолини ненадолго пережил свое последнее политическое детище. Как известно, 28 апреля 1945 года он и его любовница Клара Петаччи были расстреляны, а их трупы были вывешены вниз головой для всеобщего обозрения.
После второй мировой войны продолжали появляться государства, срок жизни которых не превышал несколько лет. Так, в 1947 году город Триест был отторгнут от Италии и превращен в свободную территорию Триест. Независимость была только формальной: город и окрестности, так называемую зону A, контролировал англо-американский контингент во главе с британским генералом сэром Теренсом Эири. Была еще и зона B, которой управляли югославы. Эири ввел в Триесте особую валюту, которая оказалась довольно стабильна, провел восстановительные работы в порту, что привело к возобновлению международной торговли, возродил городской транспорт и, конечно, гарантировал неприкосновенность частной собственности, которой угрожали коммунисты, чуть было не захватившие власть в Триесте до прихода союзников. В 1954 году Италия и Югославия поделили свободную территорию: зона A досталась итальянцам, зона B — югославам. Отъезд Эири немало огорчил горожан, и это был, пожалуй, единственный случай, когда жители страны-однодневки пожалели об утрате независимости.
Некоторые государства, созданные в послевоенный период, и вовсе исчезали, едва успев возникнуть, как это произошло с Восточным Тимором, который был оккупирован Индонезией сразу после провозглашения независимости. Но куда более серьезной проблемой для послевоенного мира стали непризнанные государства — те, что провозглашаются на какой-то территории, неподконтрольной центральному правительству. Так, знаменитые "Тигры освобождения Тамил Илама" долгие годы хозяйничают в северных районах Шри-Ланки, но признавать их независимость никто не торопится, а Турецкую республику Северного Кипра признает только Анкара.
Однако даже страны с древней историей порой начинают вести себя как типичные однодневки, для которых характерны демагогия, неспособность контролировать собственную территорию и неадекватное восприятие реальности.