перечитывает Сергей Полотовский
"Беовульф" — древность древнейшая. Написан этот главный британский эпос то ли в X, то ли в XI веке. А может, и в VIII. Причем события там, как водится у скандинавов и германцев с их Эддами и нибелунгами, вообще относятся к VI веку. Скандинавы тут при том, что древнеанглийский язык это фактически датский, и неспроста. Викинги хозяйничали, докуда доплывет боевая ладья, а понятие государство было тогда в постантичной Европе временно забыто. Никаких госграниц, никаких стран в современном смысле слова, только сферы влияния дружин, читай, бригад.
Сам Беовульф — победитель мерзкого Гренделя, матери его — "женочудища" и огнедышащего дракона — по национальности был гаут. То есть, по аналогии с русской историей — что-то вроде кривича или древлянина. Гауты то воевали, то дружили со шведами, а потом породнились с ними и, утратив национальную идентичность, влились в шведскую семью народов. Но память об этом славном муже дошла до владений данов на британских островах, где и был написан "Беовульф". Наш-то вещий Олег — преемник Рюрика — тоже был норманном, то есть "прочим шведом". Кстати, недавно англичане в связи с некоторым демографическим кризисом, официально заявили, что готовы принимать донорскую сперму из Дании — все одно не чужие люди.
Сюжет старинного эпоса достаточно прост. Дружиноводитель Беовульф, как мистер Вульф, решает проблемы. Предлагает свои охранные услуги конунгу данов, которых мягко говоря утомил могучий и злокозненный Грендель. Даны соглашаются, и в ту же ночь Беовульф в битве отрывает зломыслому руку, а затем, чуть позже, убивает его самого. Вторая битва — с мстительной матерью Гренделя, третья — с драконом "холмохранителем". Между делом, вследствие династического кризиса, Беовульф становится местным правителем: щедрым и мудрым — "то добрый был конунг". А убив дракона, умирает от ран "скорбный старец", хотя ему минуло всего "пять десятков зим" — век викинга не долог.
Эпосы, если уж начистоту, не самый кинематографически упругий материал. Средневековые авторы, да и античные авторы безбожно увлекались деталями: пока до экшена дочитаешь, узнаешь про всю родословную героя, чей дед кого порубил на куски и что за кольчуга была у дяди. Здесь, в "Беовульфе" без таких деталей со сложными для нашего уха скандинавскими именами тоже не обошлось, зато гораздо больше этого самого экшена. Плюс, что особенно удобно для кино, здесь даются разные трактовки событий. Вот анонимный рассказчик повествует о сражении Беовульфа с Гренделем, а вот — об этом же делится сам герой. Вот рассказ о юношеском безрассудстве Беовульфа: "пловец искусный", он поспорил с дружком, кто дольше продержится на плаву, ввязавшись в бессмысленно опасное пари и якобы проиграв его на девятый день. Так упрекает Беовульфа один из датских воинов на пире. "Так нет же",— отвечает Беовульф, который, по собственным словам, и продержался дольше, и морских чудищ попутно научил уму-разуму. Это еще не "Расемон" с его взаимопротиворечащими версиями событий, но и не линейный Гомеров эпос, проявлявший полную неспособность к параллельному монтажу.
"Беовульф" появился в христианскую эпоху, и "автор", записавший эпос — а с авторством в то далекое темное время было очень напряженно — не мог не быть крещеным католиком. При этом, кто бы ни сочинил эту англосаксонскую "песнь", судя по всему, был стопроцентным язычником. Христианских следов, то есть более поздних вставок, в поэме меньше: болотное чудище, как и все зло в христианнейшем из миров, и "гад голый гладкочешуйный", и "тварь огнекрылая" ведут свой род от братоубийцы Каина. Всячески демонстрируется единобожие, встречаются даже намеки на милосердие. Но язычество прет в полный рост: хоронят конунгов либо отправляя в море на груженной драгоценностями ладье, либо по не менее древнему ритуалу сжигая на погребальном костре прямо в доспехах — "осталось тело — костра пожива". История, как это принято в эпосах, перемешана с мифами и сказками до состояния единой массы. Тут, то реальные события, а то чудеса и Леший бродит, и не одно от другого уже не отделить.
Главная же языческая идеологема "Беовульфа", столь милая Голливуду, это — культ супермена. Он может то, перед чем пасуют остальные, слишком человеческие воины. Он и сам не склонен скромничать: "но я — единственный, / кому по силам / тягаться с гадом, / с поганым в битве / мериться мощью!"
Что особенно притягательно в русском переводе, это аллитерации, разные редкие словечки, вроде того же "злокозненного женочудища" и милые бытовые подробности чудесной природы.
А самое смешное, что Беовульф — это буквально "пчелиный волк", то есть по-нашему "медвед".