«Сегодня "золотой век" российского арбитража»

Геополитический кризис 2022 года стал для международного арбитража с российским участием не крахом, а точкой роста — резко выросло количество споров, а ведущие юристы заговорили о наступлении «золотого века» отрасли. В интервью “Ъ” партнер, глава практики разрешения споров «Дякин, Горцунян и партнеры» Дмитрий Дякин рассказал, почему санкции породили всплеск инвестиционных исков, как Сингапур и Гонконг отбирают лидерство у Стокгольма и Лондона и почему сегодня беспристрастность арбитра становится главным вызовом для сторон.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Дмитрий, отмечаете ли вы рост количества международных споров? Какие их категории сегодня чаще всего оказываются в арбитраже и как за последние три года изменилась структура клиентского спроса на арбитражные услуги?

— Число международных арбитражных процессов стремительно растет, а категории дел весьма разнообразны: от стандартных споров по договорам поставок и EPC-контрактов (Engineering, Procurement, Construction — договоры, регулирующие отношения между сторонами в рамках крупного строительного проекта.— “Ъ”) до корпоративно-финансовых и инвестиционных споров.

Что касается клиентского спроса, он всегда напрямую связан с общей динамикой судебных и арбитражных споров. Международный арбитраж традиционно концентрируется вокруг экспортно ориентированных компаний, финансовых институтов, вовлеченных в синдицированное кредитование и сложные финансовые сделки, а также вокруг корпоративных споров, связанных с многоуровневыми структурами; существенная доля дел также приходится на споры, связанные с реализацией EPC-контрактов и крупных инфраструктурных проектов. Практически в 95% случаев причиной споров является санкционное давление — это особая черта текущего периода. Ведь кого мы видим в числе клиентов арбитражных практик, в том числе и нашей? В основном это крупные корпорации — как государственные, так и частные, вовлеченные в международные торговые и строительные проекты — поставку судов, нефтепродуктов, угля, масштабные стройки. И частой причиной конфликта становится введение санкций против таких клиентов или отраслей, что, в свою очередь, приводит к приостановке или расторжению контрактов.

— Да, события 2022 года кардинально изменили многие сферы. По вашим наблюдениям, насколько глубоким оказался кризис для международного арбитража и как сильно изменилась эта практика?

— Я бы сказал, что в глобальном смысле международный арбитраж трансформаций не претерпел, хотя, безусловно, изменился именно для российского рынка. Здесь я вижу не упадок, а, как это ни парадоксально, «золотой век» российского арбитража — у нас значительно увеличился объем работы и возросла роль российских партнеров соответствующих практик. Сегодняшняя Россия — страна с огромным и богатейшим потенциалом в этой сфере: если до 2022 года арбитражную практику вели лишь несколько узкоспециализированных компаний, то сегодня подобные подразделения есть практически в каждой крупной юрфирме. Соответственно, число практикующих специалистов, по моим оценкам, увеличилось в разы.

Кроме того, появилась совершенно замечательная молодежь, у которой уже большой опыт за плечами. Их изначальный интерес к арбитражу во многом сформировался благодаря участию в российских и международных конкурсах по арбитражу, так называемых муткортах (англ. «moot court» — «учебный суд».— “Ъ”). Российские команды много лет показывают блестящие результаты, занимая призовые места, а отдельные участники даже признавались лучшими спикерами, например, на известных студенческих конкурсах по международному коммерческому праву и арбитражу Foreign Direct Investment International Arbitration Moot и The Willem C. Vis International Commercial Arbitration Moot. Такая школа — написание меморандумов и устные выступления по сложным игровым кейсам — дает бесценный опыт, и прошедшие эту подготовку выпускники приходят в профессию с навыками, максимально приближенными к реальной жизни. Это прекрасный «материал», который легко растить дальше.

Меняется и поколение арбитров: после сильной «старой школы» — Александра Сергеевича Комарова, Нины Григорьевны Вилковой, Ивана Семеновича Зыкина, Марины Петровны Бардиной — в их преемственности наблюдалась некоторая пауза. Но сейчас происходит смена поколений и на арену выходят относительно молодые (45–50 лет) и весьма квалифицированные арбитры — Антон Асосков, Роман Зыков, Анна Грищенкова и другие.

— Вопросы о беспристрастности арбитров в условиях текущей геополитической обстановки звучат все чаще. Насколько эта проблема актуальна сегодня?

— Более чем актуальна — случаи заявлений об отводе арбитров в российских спорах значительно участились. Если раньше успешные отводы были редкостью, то теперь они встречаются гораздо чаще. Процедура выбора арбитров по-прежнему дает сторонам определенный контроль в том, чтобы обезопасить себя и обеспечить нейтральность трибунала: во-первых, каждая сторона может исключить заведомо неприемлемых кандидатов, а во-вторых, даже арбитра, назначенного противоположной стороной, можно отвести, если к тому будут веские основания.

Политические взгляды арбитра сами по себе не являются автоматическим основанием для отвода, но можно увязать их с его публичной деятельностью или иными фактами, которые объективно свидетельствуют о предвзятости.

— А как на нее влияет выбор места арбитража?

— Это фундаментальный вопрос. Основой международного арбитража является нейтральность как самого состава трибунала, так и места рассмотрения спора. Нам приходится пересматривать устоявшиеся модели — к примеру, классическая схема, с арбитражем в Стокгольме, десятилетиями работавшая для споров с российским участием, дала сбой, и сейчас эту юрисдикцию сложно считать в полной мере нейтральной для ряда категорий дел. И это изменение влияет на многие аспекты процесса: от стадии исполнения решений до общего восприятия легитимности арбитража сторонами.

— С точки зрения процедуры и динамики споров какие текущие основные тренды в международном арбитраже вы можете назвать?

— Если говорить о глобальных трендах, то здесь я бы выделил два ключевых момента, первый из которых — унификация правил и желание, несмотря на консервативность, быть на острие прогресса. Хотя правила ICC, SIAC, HKIAC и других арбитражей обладают своими нюансами, в основе они очень схожи, и сейчас многие арбитражные институты включились в соревнование по эффективности, стремясь сделать арбитраж для пользователей более быстрым и удобным. Появляются ускоренные и упрощенные процедуры — например, в ICC были случаи, когда решение по сложному спору выносилось за шесть месяцев в режиме streamline (хотя повседневной практикой это исключение пока не стало).

Безусловным лидером в нововведениях является Сингапурский арбитражный центр (SIAC): он первым внедрил многие популярные сегодня инструменты, и в этом году ввел процедуру фактической консолидации (Coordinated Proceedings). Его подходы задают тон всей индустрии.

Второй тренд — резкий всплеск инвестиционных споров. Если раньше российские инвесторы редко подавали инвестиционные споры против иностранных государств, то сейчас таких случаев стало больше. Основная причина — санкционный режим: заморозка активов или другие меры, которые можно квалифицировать как «ползущую экспроприацию», заставляют инвесторов обращаться за защитой своих прав через международные инвестиционные арбитражи. Это новый и растущий пласт дел в нашей практике.

— А к каким арбитражным институтам сегодня смещается интерес российского бизнеса и насколько устойчива эта тенденция?

— Мы наблюдаем четкий сдвиг, который подтверждается статистикой: начиная с 2022 года заметно растет популярность восточных центров арбитража, в первую очередь Сингапура (SIAC) и Гонконга (HKIAC) — клиенты меняют предпочтения в поиске «нейтральных» и при этом удобных для исполнения юрисдикций. Цифры говорят сами за себя: если в прошлом году в Сингапуре было зарегистрировано 26 споров с российским участием, то по состоянию на 1 июля текущего года их было уже 24, что говорит о практически двукратном росте.

— Означают ли эти данные, что тенденция уже сформировалась?

— Тут важно понимать инерционность арбитражной статистики и учитывать временной лаг: о тенденции обычно можно уверенно говорить по итогам пяти-семи лет, поскольку споры часто возникают через два-три года после заключения контракта, а текущие цифры могут отражать договорные практики примерно трехлетней давности. То есть если компания решила изменить корпоративную политику и с 2020 года, когда SIAC был на пике популярности, включала его арбитражную оговорку во все контракты, то именно сейчас эти споры будут выстреливать и попадать в статистику.

При этом продолжается тренд на уход от традиционно западных институтов: мы фиксируем некоторое снижение числа российских споров в LCIA. Если раньше их ежегодное количество составляло 80–90, то сейчас наблюдается возврат к уровню около 50 дел в год — и эта тенденция наметилась как раз с 2022 года.

—Поговорим о коллективе. Как внутри «Дякин, Горцунян и партнеры» (ДГП) формируется и развивается команда арбитражной практики?

— Конечно, мы стараемся формировать ее системно: часто проводим внутренние семинары — например, блоки по драфтингу и стадиям запроса доказательств, подготовке к слушаниям и многое другое — и отправляем сотрудников на внешние обучающие курсы, большинство из которых долгосрочны и длятся до года. У нас даже есть внутренняя программа DGP Academy, сочетающая в себе академические и практические пласты: в ее рамках мы приглашаем барристеров из различных юрисдикций, которые читают нашим сотрудникам курсы по Oral Advocacy и Cross Examination. Кроме того, у нас есть программа стажировок, и в год примерно пять-шесть молодых специалистов остаются в нашей команде — кадры нужно не только качественно развивать, но и как можно раньше вовлекать в нашу работу. На сегодняшний день, полагаю, у нас самая большая арбитражная команда на рынке — более 45 арбитражных специалистов, 7 партнеров, 7 советников, 8 старших юристов; при этом мы продолжаем активный рекрутинг.

Почему развитие команды так важно? Во-первых, никогда нельзя упускать из виду такое понятие, как «learning curve» (кривая обучения.— “Ъ”), и, помимо людей, набирающих опыт, в твоей команде должны быть и те, кто уже обладает им. Чтобы на коллектив можно было положиться, он должен закалиться в большом количестве арбитражей, пройти «испытание боем». Во-вторых, большинство крупных проектов требует большой команды юристов: случаи работы в одиночку, вдвоем или втроем практически нереальны, часто требуется 5−7, а иногда и до 20 человек на одном проекте. Если фирма ведет параллельно несколько подобных крупных проектов, только наличие масштабной команды позволит ей выдерживать такую нагрузку.

— Наличие большой профессиональной команды помогает администрировать сам процесс арбитража?

— Да, и очень сильно. Арбитраж — процесс многостадийный и многопоточный, в котором «порядок бьет класс», он требует координации экспертов, свидетелей, работы с большими объемами электронных документов. Каждую неделю мы собираем проектное совещание по каждому делу — эта работа ведется постоянно, без исключений, без остановок. Лидеры проектов распределены между партнерами, часть дел курируется советниками; в каждый проект вовлечен и я лично.

Как команда мы хороши, скажу это без ложной скромности. В международном арбитраже, как в футболе, побеждает не индивидуальный игрок, а команда, сильная своими людьми — а мы, как я и говорил, серьезно вкладываемся в профессиональное развитие наших сотрудников, в том числе предоставляя им много независимости и ответственности. Кроме того, мы, конечно, сфокусированы на арбитраже исключительным образом: в ДГП есть партнеры, занимающиеся только судебной работой, но в целом наша арбитражная практика на 95% занимается именно арбитражами. Большинство членов команды, включая меня, испытывают к этой сфере настоящую страсть и видят себя только в ней — и такой глобальный приоритет, безусловно, дает постоянный драйв.

— Расскажите, как сегодня на рынке международного арбитража взаимодействуют российские и иностранные юридические фирмы?

— Говоря о взаимодействии с иностранными юристами в части объединения усилий, так называемого co-counseling, конечно, стоит заметить, что круг доступных международных фирм сильно сузился: многие крупные международные фирмы (особенно из Англии и США, а также значительная часть европейских фирм) в настоящее время не работают с российскими клиентами — хотя бывают очень редкие исключения как в арбитраже, так и в судебном представительстве. Вместе с тем мы наблюдаем отдельные точечные изменения политик некоторых американских фирм, которые пересматривают прежние запреты.

— Какие проблемы чаще всего возникают при приведении в исполнение арбитражных решений за рубежом?

— Это отдельная и объемная тема. Дело в том, что после 2022 года случаев приведения решений в исполнение за рубежом пока не так уж много, поскольку не все споры дошли до логического конца. Основные проблемы исполнения связаны с санкциями: многие дела касаются компаний или акционеров, подпадающих под торговые или финансовые ограничения. Даже при наличии арбитражного решения техника исполнения сталкивается с регуляторными и комплаенс-барьерами, в том числе с нежеланием банков проводить платежи. В ЕС действует ряд механизмов и ограничений (в том числе no claim no liability в некоторых формулировках), и устойчивой, проверенной практики пока не сформировалось — она находится в стадии становления.

Беседовала Юлия Карапетян