Узкая высокооплачиваемая ниша

Дистанционная занятость в России так и не стала массовой. После пандемийного всплеска рынок вернулся к привычным пропорциям, а удаленка закрепилась в узкой группе профессий на уровне не более 3% всех занятых. Новая работа Центра трудовых исследований НИУ ВШЭ показывает, что именно в этой небольшой части рынка сформировалась устойчивая премия к заработку. На данных четырех волн Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения исследователи оценивают разрыв в оплате между дистанционными и офлайн-работниками и приходят к выводу, что эта разница не исчезает даже при сопоставлении людей с одинаковыми квалификациями и характеристиками. Фактически дистанционный режим занятости стал одним из немногих элементов российского рынка труда, где экономические эффекты работы онлайн различимы статистически и устойчивы во времени.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Пандемийный всплеск и возвращение к норме

Дистанционная занятость в России пережила краткий и резкий подъем в 2020 году, когда локдауны сделали работу из дома массовым и принудительным режимом. Но как только ограничения начали сходить на нет, рынок быстро вернулся к привычной конфигурации. По данным Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ НИУ ВШЭ), уже к концу 2020 года доля дистанционных работников составляла около 4%, а в последующие годы стабилизировалась на уровне 1,5-2%.

Это значение почти неизменно во всех волнах исследования 2020-2023 годов, и оно хорошо согласуется с данными обследований рабочей силы Росстата, где дистанционная занятость оценивается в пределах 1-3%. В отличие от многих развитых стран, где удаленка после пандемии закрепилась как значимая часть структуры занятости, в России она осталась небольшой и достаточно стабильной нишей.

Авторы исследования «Премия за дистант на российском рынке труда» — Ростислав Капелюшников и Дарья Зинченко — подчеркивают: несмотря на скромный масштаб, технологическая и организационная база дистанционного режима уже сформирована. Рынок труда умеет работать в этом формате, и в случае нового кризиса его использование может быть быстро расширено.

Где прижился дистанционный формат

Распределение дистанционной занятости по отраслям и профессиям показывает, что дистант концентрируется в тех частях экономики, где рабочие процессы изначально строятся на цифровых технологиях и не требуют постоянного физического присутствия.

Лидером выступает деятельность в области информации и связи. Здесь дистанционно работают 26,9% занятых, а среди офисных специалистов — даже больше. В профессиональной и научно-технической деятельности доля дистанционных работников достигает 18,7-20,4%, в финансовом секторе и сегменте недвижимости — около 10-11%.

В большинстве же отраслей дистанционного труда почти нет. В сельском и лесном хозяйстве, обрабатывающей промышленности, строительстве, транспорте, образовании и здравоохранении уровень дистанционной занятости не превышает 1-2%. В государственном управлении и сфере гостеприимства удаленка близка к нулю.

Профессиональная структура полностью повторяет эту логику. Среди специалистов высшего уровня квалификации дистанционно работают 6,4%, среди специалистов среднего уровня — 3,7%, среди руководителей — чуть более 3%. Работники торговли, сферы услуг и все категории рабочих профессий практически не представлены в дистанционном сегменте.

Социальный профиль дистанционного работника

РМЭЗ позволяет достаточно точно описать, кто именно работает онлайн. Это преимущественно городские жители с высшим образованием и занятостью в офисных или высокотехнологичных сферах. В городах дистанционно трудятся около 2,9% работников, тогда как в сельской местности и малых поселках — лишь 0,8%. Среди работников с высшим образованием дистанционная занятость охватывает 4,7%. Со средним образованием — примерно 2%, с начальными профессиональными квалификациями — менее 0,5%.

Возрастные различия также выражены. Максимум дистанционной занятости — 3,9% — приходится на группу 20-29 лет. Далее доля постепенно снижается и достигает минимума в возрастах 50-69 лет — около 1,4-1,5%. У работников старше 70 лет она слегка растет, что исследователи объясняют возможностью продолжать работу из дома при ухудшении здоровья.

Гендерных различий почти нет. В среднем, дистанционно работает 1,8% мужчин и столько же женщин. В сегменте «белых воротничков» мужчины представлены немного больше — 3,7% против 3,3%.

Интересная деталь касается семейного положения. Одинокие работники чаще переходят на дистанционный режим, тогда как в семейных домохозяйствах удаленка встречается реже. Это отражает скорее особенности организации быта, чем различия в профессиях.

Рабочее время и доходы

Самый наглядный результат исследования — сравнение рабочего времени и заработков дистанционных и недистанционных работников. По рабочему времени различия относительно невелики. Дистанционные работники отрабатывают в среднем на 5-8% меньше часов, чем те, кто работает офлайн. Это касается и мужчин, и женщин, и подгруппы специалистов нефизического труда.

При этом разрыв в заработной плате выглядит значительно крупнее. Фактический заработок за последние 30 дней у дистанционных работников примерно на 57-60% выше, чем у недистанционных. Савокупный годовой заработок показывает почти те же пропорции.

У мужчин премия по фактическому заработку достигает около 80%, у женщин превышает 50%. При ограничении анализом «белых воротничков» соотношения сохраняются. Дистанционные работники в среднем зарабатывают заметно больше, даже при меньшем объеме рабочего времени.

Есть и другой показательный срез — распределение работников по уровню доходов. В нижнем дециле дистанционная занятость присутствует примерно у 1%, в верхнем — у 6,4-7,4%. Среди наиболее высокооплачиваемых работников дистанционно трудится каждый четырнадцатый, среди наименее оплачиваемых — примерно каждый сотый.

Как объясняется премия

Чтобы оценить, что именно стоит за разницей в заработках, авторы использовали уравнение заработков Минцера (оценивает, как образование и опыт влияют на размер заработной платы) — стандартный инструмент анализа на рынке труда. В базовой модели — с учетом пола, возраста, образования, отработанных часов и года обследования, — премия за дистанционный режим составляет около 39% для всех работников. Для женщин — около 32%, для мужчин — порядка 52%.

В расширенной модели, где дополнительно учитываются профессия, отрасль, регион, семейное положение, наличие детей, состояние здоровья и факт смены работы, оценка снижается, но остается значимой. Она составляет около 26% для всех работников, 23% для женщин и 34% для мужчин.

Вычисления проведены отдельно на выборке «белых воротничков», и результат практически тот же. Авторы отдельно проверяют и устойчивость оценки к влиянию ненаблюдаемых факторов. Используются, в том числе, методы, основанные на идее естественных экспериментов, а также процедура Остера (измеряет, насколько скрытые факторы могут влиять на эффект).

В результате, в 2020-2023 годах на российском рынке труда существует подтвержденный каузальный эффект — переход на дистанционный режим связан с увеличением заработной платы, и это не объясняется только различием в составе работников.

Добровольный и вынужденный режимы

РМЭЗ дает возможность оценить, насколько дистанционный режим соответствует предпочтениям работников. В 2020 году, на фоне локдаунов, четверть дистанционных работников относились к категории «вынужденной» удаленки — то есть предпочли бы работать офлайн, но не могли. К 2023 году такой режим почти исчез. Доля работников, которые трудятся дистанционно вопреки собственным предпочтениям, упала до 1%. Почти весь дистанционный сегмент стал добровольным.

Есть и противоположный эффект. Около 15% офлайн-работников в течение всех лет наблюдений говорили, что предпочли бы работать дистанционно или в гибридном режиме. То есть потенциал расширения сегмента существует, но фактический доступ к нему ограничен структурой профессий и характером задач.

Впрочем, даже при учете широкого набора демографических и профессиональных характеристик дистанционный режим связан с премией на уровне 25-35%.

Евгений Видов