«Внутри вода, что тоже странно в музейном пространстве»
Дмитрий Буткевич — о Лувре в Абу-Даби
Обозреватель “Ъ FM” Дмитрий Буткевич рассказывает о работах и своей встрече с архитектором Жаном Нувелем.
Фото: Коммерсантъ / Сафрон Голиков / купить фото
Фото: Jean-Paul Pelissier / Reuters
На этой неделе серия моих впечатлений об архитектурных памятниках мира, о знаменитых архитекторах, о наших с ними встречах. И начну я с создателя всемирно известных музейных зданий современности Жана Нувеля. Он родился в 1945 году во французском городке Фюмель. Его первое заметное здание — Институт арабского мира в Париже. Потом были оперный театр в Лионе, универмаг Galeries Lafayette в Берлине, башня Агбар в Барселоне, Музей на набережной Бранли в Париже, здание Национального музея Катара в Дохе.
А из последнего виденного — Лувр в Абу-Даби. Нувель возводил его долго, с 2009-го по 2017-й. Я вам опишу: странное сооружение из серых бетонных объемов, прямо на берегу Персидского залива, по-моему, даже частично, как часто у эмиратцев, на насыпных островах. Внутри вода, что тоже странно в музейном пространстве. Она везде: стекает со стен, плещется в каналах внутри экспозиционного помещения. Не знаю, как это работает. Мой опыт музейного хранителя противится, интеллектуально-визуальный опыт заставляет восхищаться. Крыша собрана из металлических лепестков, они в дырках — небо видно. А ведь в Абу-Даби бывают дожди, мне кажется, впрочем, редко. Но как-то он это сделал — здание очень эффектное, выставки небезынтересны.
Мы познакомились с Нувелем на виноградниках под Бордо лет десять назад. Я там был как журналист, приглашенный соотечественником Андреем Филатовым, любителем шахмат, французского вина и русского искусства. Президент Федерации шахмат России, владелец шато в бордоском регионе и крупной коллекции русской классики и сурового стиля, он оформлял этикетки русскими картинами из своего собрания, да и сейчас это делает. А Нувель строил Филатову концертное здание прямо во дворе шато, вернее, перестраивал из старой винокурни. На открытии играл Игорь Бутман: звук был чудесный, металлические стены винокурни были тонко украшены прорезным граффити. Помню, я спрашивал: «Как вы, архитектор с мировым именем, пошли на перестройку старой винокурни?» А он мне спокойно отвечал: «Я вырос недалеко отсюда, у бабушки с дедушкой было точно такое шато. Ну, как я мог отказаться?»