Поздняя осень - время одиозное. Что бы реально ни происходило за окном, мы все равно мерзнем и ноем, объявляем осеннюю депрессию и судорожно пытаемся согреться всеми возможными способами. О двух основных - Анна Наринская
У времен года есть пренеприятнейшая особенность — они повторяются. Я терпеть не могу выражение "сколько лет, сколько зим". Кроме своего вполне отвратительного буквального значения оно еще напоминает, что протяженность времени всегда оформлена именно так: "ах, лето красное, любил бы я тебя", "пышное природы увяданье", "крестьянин, торжествуя", ну и "весна, весна, пора любви".
Конечно, сезоны часто преподносят нам сюрпризы — вот, в прошлом году вместо русской зимы у нас была зима европейская или даже совсем не зима, но ничего нового в наше представление о поздней осени и о зиме это не внесло. Проблема в том, что если времена года иногда и проявляют себя по-разному, то мы ожидаем от них всегда одного и того же. Например, от конца октября и, уж во всяком случае, от цельного ноября мы ждем, что все точно будет ужасно — пасмурно, дождливо, слякотно, ветрено, зябко и грустно. И даже если природа и предлагает нам иногда сюрпризы, скажем, в виде размягчающе теплого или задорно-морозного ноября, мы, по большому счету, этого не замечаем. Потому что поздняя осень прочно закрепилась в нашем сознании как время, когда в принципе можно делать только две вещи: спасаться и бороться. Причем и спасаемся, и боремся мы в соответствии с календарем, а не с метеорологическими условиями. И если даже в ноябре в результате глобального потепления расцветет сакура, мы только зябко пожмем плечами и — спасаясь — подвинемся к камину, либо — борясь — поднимем воротник плаща.
Скажем сразу, вариантов спасения от осени больше, чем вариантов борьбы с ней. Кроме того, спасаться уютнее. Спасение предполагает потрескивающие дрова в камине, плед, немного красного вина для тех, кто не предпочтет более очевидные коньяк или виски, любимый с юности роман на сейчас и любимый черно-белый фильм на потом. (Может, конечно, быть и совсем новый увлекательный роман, и такое же кино — но мы за консерватизм.) А еще хорошо спасает сооружение Jack-o-latern "тыквоголового Джека" с самым фантастическим выражением лица (причем совсем не обязательно прямо точь-в-точь к Хеллоуину, а так, под настроение). И непременно сооружение тыквенного супа из содержимого джековой головы. Самый спасательный из возможный супчиков, по-моему, тыквенный с карри — острота карри, накладывающаяся на сладковатость тыквы, дает этому блюду какой-то удивительно особенный вкус. Не в том смысле, что экзотический, а в том, что подходящий для этого случая. Помогающий пережить то, что происходит за окном поздней осенью, или, как нам кажется, должно происходить.
Вообще-то, готовка — не котлеты с пюре по обязанности, а то, что называется творческая — опробованный вариант осеннего спасения. Только не надо делать ничего сложного: что-нибудь стремительное, уютное, конечно, горячее — и опять завернуться в плед, погрузиться с головой в сложные жизненные обстоятельства, например, Веры из "Обрыва" Ивана Гончарова или Энди Оснарда из "Портного из Гаваны" Джона Ле Карре. А потом можно поутирать слезу под "ту самую песню" и при виде тех самых прекрасных кинокадров. (Вариант — поумирать со смеху от тех же самых гэгов, которые заставляют умирать со смеху.) И, что особенно прекрасно, учитывая специфическую позднюю осеннесть происходящего — тут не приходится испытывать ни малейших уколов совести: мол, там на улице такой прекрасный ковер из желтых листьев (снежок-морозец), а мы так клаустрофобически спасаемся. Потому что мы точно знаем — сейчас там снаружи ужасно. И, чтобы увериться в этом, даже не обязательно смотреть в окно.
Таков метод спасания от поздней осени. А еще есть тот самый метод борьбы. Выйти лицом навстречу ветру, дождю, что там еще может быть, и обнаружить, что они не так ужасны, как казалось из-под пледа. Или нет — еще более ужасны, но это неважно, потому что горящий внутри нас огонь (а наличие такого огня — требование обязательное) греет лучше любого камина. И вот, вооружившись зонтиком, надо отправиться наперекор непогоде и непременно промокнуть и продрогнуть, и уже отчаяться, и уже подумать, что все пропало, что надежды нет, а потом увидеть, как сквозь дождь-туман по слякоти пробирается тот, ради кого вся эта борьба и была предпринята. И броситься навстречу и замереть в поцелуе, являя собой кадр из фильма, который, спасаясь от осени, сейчас кто-нибудь точно смотрит, завернувшись в плед.
На месте поцелуя оба эти метода смыкаются. Поцелуй, он тоже действует вполне спасительно. И некоторые даже считают его нашим главным козырем в войне с тем, что мы называем поздней осенью. Но большинство все-таки предпочитает плед, книгу и покой.