Пять общих переменных

Зачем экономикам Средней Азии российская идея многополярного мира

Видимо, именно в Средней Азии отстаиваемая Россией на международной арене идея многополярного мира имеет наибольшую поддержку и популярность. Несмотря на то что пять стран региона обыкновенно рассматриваются в мире как бывшие советские колонии, у этой поддержки есть внятный экономический и социальный смысл: для Казахстана, Узбекистана, Киргизии, Таджикистана и Туркмениcтана многополярная модель мироустройства идеально подходит к национальным идеям прогресса, которые существенно отличаются от стандартных моделей.

Официальный визит президента России Владимира Путина в Таджикистан

Официальный визит президента России Владимира Путина в Таджикистан

Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ

Официальный визит президента России Владимира Путина в Таджикистан

Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ

Куда звонить в первую очередь

О переменах в российской внешней политике с середины 2025 года за пределами России заговорили после нескольких эффектных жестов. После встречи президентов США Дональда Трампа и России Владимира Путина в Анкоридже российский президентский офис организовал десятки разговоров Владимира Путина с главами иностранных государств. Очередность таких коммуникаций отражает стратегические приоритеты России и стран-партнеров. В числе глав государств, с которыми приоритеты были обсуждены в первую очередь, Россия выбрала — неожиданно для всего мира — пятерку среднеазиатских стран. С тех пор символические контакты с руководством Казахстана, Узбекистана, Киргизии, Таджикистана и Туркменистана стали очень частыми. Официальный визит Владимира Путина в Таджикистан на несколько дней стал еще одним жестом, который в мире немедля начали разгадывать.

В действительности все гораздо проще — если рассматривать происходящее не как жест, а как нечто более содержательное. Россия в текущей ситуации лишь подтверждает, что со среднеазиатской «пятеркой» ее отношения остаются настолько же важными, как и последние два десятка лет. Особенно это важно в ситуации, когда Россия обсуждает в практическом смысле концепцию полицентрического мирового устройства. Для стран Средней Азии многополярный мир — это не только вопросы отношений с крупнейшими державами, сколько единственная приемлемая перспектива собственного развития.

Для Казахстана, Узбекистана, Киргизии, Таджикистана и Туркмении развитие — это главная и основная национальная идея. Нигде в мире за пределами Средней Азии это не выражено настолько однозначно. Среднеазиатская идея развития, очень близкая для всех стран «пятерки»,— единственная, в силу исторических обстоятельств пережившая кризисы конца века и сохранившая твердые формы. От нее здесь не отступали даже в самые тяжелые моменты, и активность России в мировом продвижении концепции многополярного мира после 2014 года дополнительно ее усилила. Страны Средней Азии — это «страны развития», в которых модели прогресса остаются основой государственности.

Дизайн этой идеи для европейской бизнес-культуры нередко просто не понимается, что показал фактический провал летом 2025 года попыток Евросоюза организовать системное взаимодействие со среднеазиатской «пятеркой». Для Средней Азии в вопросах национальных приоритетов нет специфического для Европы и США разделения на вопросы экономики, внешней и внутренней политики, госрегулирования и культуры. Именно понимание этого обстоятельства делает Россию для среднеазиатской «пятерки» ключевым стратегическим партнером, несмотря на то что еще 30 лет назад от них ждали активного дистанцирования от России по образцу стран Восточной Европы. Ценности «пятерки» оказались принципиально другими — гораздо более сложными и неконъюнктурными.

После и между империй

Еще в середине 1990-х страны Средней Азии рассматривались большинством исследователей однозначно — это страны—жертвы колониального строительства Российской империи, со второй половины XIX века устремившейся на юго-восток от Урала с типично колониальной повесткой. В более сложной оптике все становилось менее очевидным. Земельные ресурсы Казахстана стали разрабатываться только с 1950-х годов в ходе «целинной» кампании Никиты Хрущева, как и рудно-металлургические ресурсы Казахстана, Ферганской долины и Таджикистана. Вряд ли Санкт-Петербург в XIX веке был настолько заинтересован в узбекском хлопке и казахском угле, чтобы инвестировать огромные средства в Среднюю Азию. Говорить о чистой «эксплуатации» европейской Россией Средней Азии возможно, но с теми же оговорками, что и об эксплуатации Россией российского Дальнего Востока или Западной Сибири.

К наследию Белого Царя здесь относятся без той характерной ярости, свойственной национально-освободительным движениям против администрации Британской империи или имперской Франции. И тем более нехарактерно такое отношение к преемнику царской России — СССР. Европейская модель экономической индустриализации в будущих странах «пятерки» пришла с Советским Союзом. Вся палитра советских нововведений — от металлургических заводов и колхозов до национальных академий наук — не столько изменяла традиционные экономики, социумы и культуры, сколько дополняла их. После 1940-х годов Средняя Азия для СССР была набором достаточно автономных национальных образований: киностудии «Узбекфильм» и «Казахфильм» были именно узбекскими и казахскими, а не русскими. Если для центральной России, Украины, Белоруссии лозунг о постепенном появлении «советского человека» выглядел возможным, то говорить в Ташкенте или Душанбе о будущем слиянии узбекской или таджикской культуры с другими никому не приходило в голову.

Объяснение этому — удивительная стабильность местных сообществ, при всей динамичной политической жизни Центральной Азии сохранявших стандартные практики столетиями, а порой и тысячелетиями. Коллективизация 1930-х нанесла невероятный ущерб традиционному устройству казахского общества, однако даже она не уничтожила казахскую идентичность. После 1991 года эти идентичности, как выяснилось, никуда не исчезли, как не исчезли в Узбекистане социальные отношения в традиционных махалля, как антирелигиозная пропаганда не была в состоянии противопоставить что-либо столетиям ислама, как десятилетия изоляции Таджикистана от мира, говорящего на фарси, не уничтожили национальную приверженность стихосложению.

В 1991 году перед «пятеркой», где национальный энтузиазм соседствовал с прагматичным отношением к советскому экономическому наследию, открылась возможность самостоятельного формулирования национальных и экономических целей. Несмотря на всю непохожесть происходящего, в течение десятилетия вся «пятерка» вышла на удивительно схожие формулировки. Эта схожесть показывает, что Средняя Азия — это не конвенция экономической географии, а нечто более значимое. Идея прогресса в понимании стран «пятерки» очень схожа и во многом отличается от идей, рекомендованных для развивающихся стран в остальной Азии и часто некритично принятых в этих странах.

Ресурсы не для экспорта

Конец XX века для всех развивающихся стран прошел под знаком «азиатских тигров». Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Гонконг — повторить опыт их предельно быстрого движения от полуаграрных экономик к современному обществу западного типа было всеобщей мечтой. С 2010-х годов предметом копирования становится Китай, к которому присоединится и быстро развивающийся Вьетнам. В стороне от этого «подражания тиграм» стоят Индия и богатая ресурсами Малайзия. Многие смотрят и на успехи ОАЭ, стран Залива и Саудовской Аравии как на образец.

Среднеазиатская «пятерка» стоит в этом ряду особняком. Практически все эти страны увлекались «южнокорейским путем», однако прогресс для них выглядит иначе. Ни одна из стран «пятерки», даже сильно европеизированный Казахстан, не испытывает желания стать европейскими странами или их азиатскими аналогами. Экономика вторична по отношению к социальной базе, которая работает как константа и самостоятельно определяет, какие экономические изменения принимать.

Это принципиально важно в отношении ключевого в Средней Азии ресурса — человеческого. Наличие молодых и относительно образованных рабочих рук делает страны «пятерки» одновременно привлекательными и опасными. Жители Средней Азии при отработанных столетиями навыках интеграции в мультикультурные общества исповедуют принципиально другую философию «работы на заграницу». Таджикистан, важный экспортер рабочей силы в Россию, не опасается депопуляции и массовой эмиграции — там знают, что значительная часть уехавших намерена заработать за пределами страны и затем вернуться. Сложнее ситуация в Киргизии, где экспорт трудовых ресурсов уже ограничивает возможности национального развития. Туркменистан вообще не участвует в этом процессе, настаивая на том, что его трудовые ресурсы заняты только во внутренней экономике. Казахстан с его относительно высоким уровнем жизни ориентирован на прагматичные решения и казахстанское предпринимательство.

При всей заманчивости решения демографических проблем развитых экономик за счет труда из Средней Азии оно выглядит простым только на бумаге. Идея использования относительно недорогого труда жителей «пятерки» в сборочном производстве также в основном безуспешна. Предпринимательство Казахстана и Узбекистана, в меньшей степени Киргизии и Таджикистана, а в максимальной степени в Туркменистана — это особый мир, в котором сложно ассимилироваться неместной компании. Он требует знаний местных реалий и общества. Здесь довольно много успешных предпринимателей—этнических корейцев, русских, евреев, немцев, иранцев, грузин, армян, но много требований к интегрированности в местную жизнь. Для бизнеса в странах «пятерки» нужно быть местным. Идея «мы построим там завод, где местные будут собирать то, что нам нужно» неизменно проваливалась.

Причин множество. Особая роль государства в местном предпринимательстве на Западе обычно описывается как коррупция, но на деле это еще и отражение представлений местных сообществ о правилах интеграции экономических, политических и социальных активностей, а также реализация идеи стабильности. Местная экономика принципиально ближе к конкретной фигуре предпринимателя: в Средней Азии многое сводится к межперсональным договоренностям и устным соглашениям в сильно иерархичной социальной среде с высокими ценностями горизонтальной коммуникации.

Десятки других особенностей очень гибких, адаптивных и одновременно консервативных сообществ в Средней Азии делают экономический рост в странах «пятерки» процессом, несопоставимым с ростом ВВП в развитых и даже большинстве развивающихся стран. Региональные ВВП стран Средней Азии растут показательно хорошо, хотя в силу позднего старта индустриализации и исторической слабости местных финансовых систем это довольно небогатые страны.

Внутренний прогресс, развитие своими силами и на базе собственных представлений о будущем — то, что реализуется в странах среднеазиатской «пятерки» неукоснительно. И это работает — успехи очевидны, и Россия давно поняла, что главный ресурс Средней Азии для российской экономики — это самостоятельное развитие экономик «пятерки». Экономическое развитие в рамках многополярного мира для РФ — во многом переосмысление тенденций развития среднеазиатских соседей.

Будущее глубокой древности

Основная проблема среднеазиатской бедности скорее в инфраструктурных, а не ресурсных проблемах. Процветание Бухары, Самарканда, Хивы еще несколько веков назад было основано на адекватности местных экономик и логистики мировому уровню развития инфраструктуры. Сейчас это не так, поэтому основным препятствием в «догоняющем развитии» является именно проблема инфраструктуры. Не хватает электростанций, металлургии, химии, дорог, школ, коммунальной инфраструктуры и медицины, зачастую — мощностей ВПК и обороны. Если бы эта инфраструктура уже существовала, идеи «использования ресурсов бедной Средней Азии» в колониальном стиле никому не приходили бы в голову.

Проблема постепенно решается довольно эффективно. Туристов в Узбекистане уже не удивляют современные скоростные поезда в Ферганской долине, а скоро автотрасса, связывающая через горы Таджикистан и Китай, многое изменит в местной экономике.

Что произойдет, когда инфраструктурные проекты, реализующиеся активно два последних десятилетия, будут завершены? Можно предположить три вещи. Первая: перспективы дальнейшего развития «пятерки» будут лучше, чем у других развивающихся стран, в первую очередь в силу высокого качества человеческого капитала. Все постсоветские страны обладают высоким запасом человеческого капитала, определенного советским просвещенческим проектом в XX веке. Вторая: поскольку страны среднеазиатской «пятерки» не пошли на жесткую ломку социальной структуры в рамках проектов «подражаний азиатским тиграм», для их дальнейшего развития будут предпочтительны традиционные экономические связи, в первую очередь с Россией. Третье: экономики Средней Азии не будут зажаты между Европой, Китаем, Россией и Индией. Многочисленные комментарии о том, что Средняя Азия будет поделена на сферы влияния между Россией и Китаем, последнее время непопулярны — у них нет подтверждений.

Среднеазиатская «пятерка» растет и развивается, спокойно преодолевает внутренние кризисы роста и постепенно становится тем, чем она должна стать,— вернуться в свое нормальное состояние. Средняя Азия — один из исторических центров мировой цивилизации, в разное время значимо влиявший на общемировое развитие. Откуда бы знать Европе, что изменит в ней философ и медик Авиценна, азиатские переводчики Платона и Аристотеля, астрономы при дворе хана-математика Узбека? Всему свое время, если делать все правильно, последовательно и спокойно — будущее будет непредсказуемым в своей красоте. В Средней Азии этому научились очень давно — и когда политологи на Западе говорят об азиатской природе российских внешнеполитических проектов, возможно, они не так уж и неправы.

Афанасий Сборов