о возможных последствиях предупреждает Сергей Ходнев
Оперные звезды, как известно, принуждены жить в довольно своеобразных отношениях со временем. Это простые смертные живут как хотят и в своих планах на будущее редко бывают очень конкретны, если речь идет о сроке больше года. У певцов не так: то, что будет года через два, для них вообще почти что завтрашний день. И их агенты, и театры предпочитают долговременное планирование, и в результате находящимся в расцвете карьеры артистам впору обзаводиться ежедневниками лет на семь вперед — и даты, и партии, все расписано. Правда, это идет на пользу и простым смертным, если им придет на ум сделаться почитателями той или иной звезды, — можно оценивать не только текущую звездную жизнедеятельность, но и артистические планы. Что для любителя бывает небезынтересно. Скажем, может выясниться, что какой-нибудь тенор, не вылезающий из вердиевских ролей, года через четыре, глядишь, переквалифицируется в вагнеровские певцы, а баритон, срывающий всюду аплодисменты своим Онегиным, неожиданно перекуется в специалиста по шубертовским песням.
Чем более артист знаменит — тем оживленнее эти предвкушения обсуждаются. И все же элемент неожиданности не то чтобы совсем исчез из больших оперных карьер. Даже из самых больших. В случае Анны Нетребко, скажем, заинтересованная общественность в свое время не без горячности обсуждала объявленные намерения певицы через несколько лет попробовать себя в более "тяжелом" и густом сопрановом репертуаре. Но это через несколько лет — а вот то, что должно было случиться на прошедшем Зальцбургском фестивале, оказалось по оглашении фестивального расписания если не полным сюрпризом, то уж точно таким событием, предсказать которое довольно сложно. В фестивальных спектаклях Анна Нетребко в этот раз петь не должна была вовсе; вместо этого ей предлагалось дважды выступить с концертной программой — но какой!
Нет, не Моцарт (в прошлые годы в Зальцбурге Нетребко пела Донну Анну в "Дон Жуане" и Сюзанну в "Свадьбе Фигаро"), не Беллини и Доницетти, не арии из русских опер (что было бы крайне естественно после успеха ее "Русского альбома" на западе) и даже не дуэты с Роландо Вильясоном (тоже было бы логично после их совместного альбома). Если уж на то пошло, речь шла вообще не об оперном репертуаре, что уже удивительно, — вряд ли кто-то будет спорить, что Анна Нетребко прежде всего стопроцентно оперная артистка, и именно такой ее знают и любят. Даже романсы Чайковского и Рахманинова, что характерно, она если и включала в свои концертные программы, то исполняла вовсе не как камерную музыку: в щедрой оркестровой аранжировке и в своей не менее щедрой сценической манере.
Помимо этой сугубой "оперности" в ее имидже вообще много специальных черт, которые все уже воспринимают как данность. Красавица, бравирующая своей сексуальностью, буквально провоцирующая режиссеров на постановки с моментами самой откровенной и зазывной чувственности: ну а как такое не использовать, в самом деле. Свойская барышня, с легкостью обсуждающая свою любовь к дискотекам и гастрономические пристрастия. Звезда, знающая цену своей звездности, но спокойно решающаяся на необычные для оперной певицы акции вроде довольно смелых рекламных съемок и участия в популярных телешоу.
И вдруг мы узнаем, что этот поющий секс-символ собирается исполнять "Stabat Mater" Перголези. То есть шедевр духовной музыки позднего барокко, являющийся, пожалуй, самой известной трактовкой средневековой секвенции о страданиях Богоматери у креста Иисуса. То есть можно, конечно, найти немало музыки более одухотворенной и более суровой, чем эта, но все равно скорбные латинские строфы "Stabat Mater" — это не совсем то, что в первую очередь ассоциируется как с образом, так и с репертуаром Анны Нетребко. И это ощущение непривычности зальцбургские концерты должны были только подчеркнуть: выступать звезде опять-таки впервые надлежало вместе с музыкантами "старинного" профиля (Венецианским барочным оркестром Андреа Маркона), а ее партнером должен был стать не очередной душка-тенор, а вовсе даже душка-контратенор — немец Андреас Шолль, обладатель одного из лучших мужских альтов в мире.
Безусловно, можно долго риторически недоумевать по поводу того, как все это странно и неожиданно. Но можно задаться целями несколько более конструктивными. Например, попытаться понять, откуда эта странность взялась: Зальцбургский фестиваль можно обвинять во многом, но уж точно не в тотальном отсутствии рыночного чутья и в неспособности подводить под свои проекты стройные концепции. Так вот, на самом деле история со "Stabat Mater" — проект хоть и необычный, но очень показательный, и его глубинный замысел на самом деле раскрывается в два счета. Дано: есть два объективных явления — все растущая популярность старинной музыки и массовый культ Анны Нетребко. Следовательно, смешиваем одно с другим, ищем достаточно крупное произведение, которое бы подошло для дуэта сопрано и контратенора (как эмблемы "старинного" оперного вокала), находим "Stabat Mater". И немедленно возникает ажиотаж — что и требовалось доказать.
В общем, даже и нельзя сказать, что этот проект — натужный "алхимический брак" оперного гламура с элитарной рафинированностью. Специалистки и специалисты по барочной опере — вроде того же Андреаса Шолля — ныне тоже вовсе не в мансардах живут и тоже работают не для кучки чудаковатых ценителей. С массированным пришествием барочной оперы от Монтеверди до Генделя на большие сцены к этим певцам перестали предъявлять какие-то радикально особые критерии, отличные от запросов к "обычным" труженикам вокала. Безусловно, есть специфические технические моменты, но тут не о них речь. Уже мало кто считает, что барочную музыку надо петь только маленькими тусклыми голосами, чтобы слушатель, не дай бог, не подумал, что он слушает обыкновенную оперную музыку, которая-де так банальна, так бездуховна, что слов нет. Понятно, что певец должен быть очень гибким, умным, одаренным по части вкуса и стиля — но вряд ли все это повредит тому, кто поет хоть Верди, хоть Мусоргского, хоть Берга. Короче говоря, где обязательно гламур, а где обязательно рафинированность — это сейчас не всегда скажешь с закрытыми глазами. Тот же Роландо Вильясон преспокойно записал не так давно мадригалы Монтеверди. А Андреас Шолль помимо того, чтобы небесно петь Баха и Генделя, в свое время принял участие во вполне шутовском проекте "Три контратенора", пародирующем понятно что, но его серьезные записи по этому поводу никому не приходит в голову бойкотировать.
И все равно Перголези в исполнении Анны Нетребко продолжает быть вещью крайне интригующей. Продолжает, потому что пресловутые зальцбургские концерты, как известно, состоялись без ее участия: сославшись на болезнь горла, звезда свои выступления отменила — ко вполне представимой досаде фестиваля. Так внезапным образом оказалось, что исторический дебют пройдет в Москве. Ибо Московская филармония проявила в свое время недюжинную расторопность, решив то же самое начинание продемонстрировать и в столице текущей осенью. Правда, не совсем так, как в Зальцбурге. Привезти и Анну Нетребко, и Андреаса Шолля ввело бы устроителей в совсем неподъемные расходы, так что альтовая партия в "Stabat Mater" с самого начала была поручена тоже отечественной оперной звезде международного значения Екатерине Семенчук. Но Венецианский барочный оркестр был обещан и в Москве. Но потом отпала и эта перспектива, и в результате участвовать в концерте будут "Солисты Москвы" Юрия Башмета, — правда, под управлением Михаэля Гюттлера, немецкого маэстро, в последние годы регулярно выступающего в России.
Остается только скрестить пальцы: громкие отмены Анна Нетребко себе позволяет нечасто, но выглядят они обычно довольно красноречиво. Пару лет назад, как известно, она отменила свой концерт в Карнеги-холле, потом объяснив, что просто почувствовала себя не вполне готовой петь непривычную программу. Меж тем тамошняя программа была и ответственной, и, возможно, непривычной, но с Перголези ей в этом смысле тягаться сложно. Прошлым выступлением примадонны в Москве было участие в мартовском музыкальном празднестве компании Chopard. И восьми месяцев не прошло — а она приезжает снова, и тут уж не улыбки и бриллиантовый блеск, а вдруг латынь, барокко и страсти Христовы. В общем, все-таки непроста, непредсказуема жизнь оперных звезд. Как бы ни старались их черствые и бездушные агенты.
Большой зал консерватории, 28 октября (19.00)