Выставка русское искусство
В музее современного искусства MART в городе Роверето на севере Италии открылась выставка "Arte Contro. Русское искусство второй половины XX века из коллекции Альберто Сандретти". Впервые публике представлена одна из самых знаменитых, но одновременно и самых неизвестных коллекций русского искусства, собранных иностранцами. Из Роверето —
На доме Альберто Сандретти в Венеции висит табличка "Почетный консул России в Италии". И это не дипломатическая формальность: итальянский бизнесмен, впервые приехавший в СССР в 1956 году — учиться в МГУ, в одиночку сделал для русского искусства столько, сколько могло бы сделать небольшое министерство культуры. Он привечал у себя бесчисленных художников из России, заботился о разваливавшемся в постсоветское время русском павильоне на Венецианской биеннале, сделал первые выставки неофициального советского искусства на Западе в конце 70-х (из своей коллекции, между прочим), помогал массово эмигрировавшим из СССР творцам, иногда буквально не глядя покупая их работы,— и при этом всю жизнь, по его словам, был и остается убежденным коммунистом.
На одной из фотографий, помещенных в каталоге, Альберто Сандретти стоит рядом с Никитой Хрущевым. Идеалы хрущевской эпохи, когда коммунизм казался близок и достижим, были по сердцу выходцу из рабочего пригорода Милана, а его "антисоветские" знакомства в среде диссидентствующих художников не помешали ему поучаствовать в легендарном советско-итальянском предприятии — открытии в Тольятти завода FIAT: на другом архивном фото Альберто Сандретти запечатлен с Алексеем Косыгиным и владельцем FIAT Аньелли. Коллекционер до сих пор гордится, что приложил руку к появлению самого демократичного советского автомобиля.
Широта натуры Альберто Сандретти отразилась и в его собрании русского искусства второй половины XX века, насчитывающем полторы тысячи работ. Трудно найти другого коллекционера, который одновременно восхищался бы самыми кондовыми советскими плакатами и искренне любил лагерные рисунки Бориса Свешникова, собирал самые что ни на есть экзистенциалистские "крики души" и — копеечные открытки с изображением первоклассниц сталинских времен и строителей БАМа, значки и кружки с символикой московской Олимпиады-80. Приехав в СССР, он хотел штудировать Достоевского, но вынужден был переключиться на изучение плановой социалистической экономики. Когда весь дипкорпус скупал иконы, он мечтал приобрести картину Александра Дейнеки. С Дейнекой не вышло — советские академики боялись быть уличенными в связях с иностранцами, зато получилось подружиться с "лианозовцами" и другими начинающими отщепенцами, которые продавали картины охотно и недорого.
В начале 70-х Альберто Сандретти бросил коллекционирование — ровно тогда, когда неофициалы вошли в моду у посольских жен. Но картины стали попадать к нему сами — по словам Альберто Сандретти, эмигранты, выезжавшие из СССР через Рим и Вену, "прослышали, что в Италии есть такой чудак, который покупает искусство". Ну а уж в новые времена свободной циркуляции и картин, и художников Альберто Сандретти не смог устоять перед соблазном расширить свое собрание новыми именами, тоже самыми пестрыми — от Авдея Тер-Оганьяна до Андрея Бильжо, от Максима Кантора до Сергея Шеховцева, от Сергея Шутова до Ирины Затуловской.
Во всем этом богатстве музей MART пригласил разобраться московского историка искусства Александру Обухову. Музей совсем новый, с иголочки, построен по проекту модного швейцарского архитектора Марио Ботты, знаменит собранием футуризма, но практикует и депозит частных коллекций, то есть берет их на временное хранение — с дальним прицелом, что благодарные коллекционеры в конце концов отпишут их музею. Альберто Сандретти пока ничего насчет дальнейшей судьбы своего собрания не решил — для начала надо было просто его показать.
Руководству музея хотелось "продать" эту выставку публике исключительно как коллекцию нонконформизма, проигнорировав советские симпатии собирателя — отсюда в названии и появилось словечко contro. Но куратор Александра Обухова сочла, что это будет нечестно по отношению и к самой коллекции, и к истории советского искусства второй половины XX века, которую давно пора перестать рассматривать только как "контры" официального и неофициального лагерей и начать судить ее фигурантов не с политических, а с эстетических позиций. Для выставки-дайджеста (всего 180 работ, десятая часть собрания) куратор сделала выбор в пользу станковых произведений — то бишь оригинальной скульптуры, живописи и графики. Но принципиально сохранила "коммунистический" характер коллекции, поместив в экспозицию и оригиналы плакатов ("За коммунизм! За мир!" Виктора Иванова — 1966 год, девушка в красной косынке с "Программой партии" в руке); и натюрморт 1970-х годов в стиле Машкова — поздняя вещь главного художника одиозного журнала 1930-х годов "СССР на стройке" Николая Трошина; и произведения успешных скульпторов позднебрежневского времени Георгия Франгуляна и Леонида Баранова; и обхаянную Хрущевым в Манеже в 1962 году скульптуру Эрнста Неизвестного.
Ядро выставки составляют работы конца 50-х--начала 70-х годов художников, которых теперь привычно называют нонконформистами — Владимира Немухина, Дмитрия Плавинского, Юло Соостера, Вячеслава Калинина, Оскара Рабина, Ильи Кабакова и многих-многих других, но которые в эпоху, о которой идет речь, часто и сами не знали, к какому берегу их впоследствии прибьет судьба. Так, прославленный соц-артист Эрик Булатов представлен одной работой — лиричным портретом первой жены, не предвещающим в авторе будущего "политического" мастера. И напротив, недавно ставший дорогим абстракционистом Евгений Чубаров в коллекцию Сандретти попал как автор экспрессивных портретов Ленина 60-х годов. Отдельный зал символично выделен Юлию Перевезенцеву, виртуозному графику, оказавшемуся вне баррикад: запрещен никогда не был, бульдозерами его не давили, и вот куда его теперь девать с его совсем несоветскими сюрреалистическими картинками 60-х годов, в какую графу записывать?
Накануне открытия выставки Альберто Сандретти трогательно просил развесить по разным углам работы двух маэстро, которые как раз в контрах,— он пригласил на вернисаж обоих, в числе многих других, с кем дружит. Куратор была строга — вражда враждой, а с исторической точки зрения они должны висеть рядом, вот пусть и висят.