гастроли балет
В театр "Сэдлерс Уэллс" Бирмингемский балет привез лондонскую историческую хронику "Эдуард II" в постановке Дэвида Бинтли. ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА убеждена, что никто, кроме англичанина, не смог бы обратить в балет такой шокирующий эпизод собственной истории.
Король Эдуард II, правивший с 1307 по 1327 год,— главный венценосный гомосексуалист Англии. Из политических соображений он женился на французской принцессе Изабелле, однако приличий соблюдать не собирался, открыто предпочитая жене сердечного друга и долго не соглашаясь исполнить государственный долг — подарить стране наследника. Свои сексуальные пристрастия король отстаивал, используя всю мощь репрессивной машины: протестующих придворных ссылал, гноил в тюрьмах и казнил как предателей. После двадцати лет гомосексуального террора француженка-королева запросила военной подмоги у своих континентальных родственников и заставила супруга отречься от престола в пользу малолетнего сына. Низверженного короля убили изуверски-мстительным способом: проткнули раскаленным железным прутом, "чтобы не оставить на теле внешних следов насилия". Впрочем, сын отомстил за отца уже через три года: любовника матери казнил, а ее саму заточил в монастырь.
Всю эту милую историю и рискнул представить на балетной сцене Дэвид Бинтли — последний питомец основательницы английского балета Нинетт де Валуа и последний хореограф, культивирующий вымирающий жанр балета-пьесы. Масштабный двухактный спектакль ставился с размахом: композитор Джон Маккэйб сочинил музыку, в которой изысканная нежность средневековых баллад взрывается омерзительным лязгом войн и пыток. Сценограф Питер Дэвисон придумал универсальные декорации: багрово-пепельные "каменные" стены, замкнувшие пространство от планшета до колосников,— подвижные, пробитые столбами света, они способны изобразить любое место действия, хоть кафедральный собор, хоть каменный мешок подземной тюрьмы. С костюмами вдоволь порезвился светский кутюрье Джаспер Конран: сочетая средневековые детали с кожей, заклепками и прочими аксессуарами садомазохистов, он сделал средневековых баронов умопомрачительными щеголями, и даже набедренная повязка в его исполнении выглядит кутюрным шедевром.
Хореограф Бинтли репутацию корифея драмбалета оправдал: его спектакль срежиссирован так логично и плотно, что ход событий ясен и без либретто, а стремительно раскручивающееся действие держит публику в напряженном оцепенении до самого финала. Между идентичными сценами похорон двух королей — Эдуарда I и Эдуарда II — уместились и мужские любовные дуэты, и ссоры короля с женой, и представления бродячих комедиантов, и заговор лордов, и их казнь, и войны с Шотландией, и визит Изабеллы на континент — ко двору герцогов Эно, и интервенция, и убийство отрекшегося Эдуарда, и месть наследника. И для всех разножанровых эпизодов хореограф постарался найти адекватный танцевальный язык.
Удалось не везде: в массовых сценах адекватность обернулась штампом. Вот лорды-заговорщики тычут растопыренными пятернями и топочут ботфортами — совсем как бояре в "Иване Грозном" Юрия Григоровича. Голых аристократов уводят на убой, как скот, а "на полях гражданской войны" среди мчащихся сквозь сцену воинов бродит смерть с косой — опять привет советскому классику. Однако прямолинейная иллюстративность этих эпизодов искупается вполне оригинальной хореографией и превосходной работой мужского состава Бирмингемского балета — возможно, единственной труппы мира, танцовщики которой столь явно превосходят балерин.
В сольных сценах хореограф Бинтли, обладающий способностью вложить конкретный смысл в самые отвлеченные па, взял реванш: ни один из многочисленных дуэтов балета не похож на другой. Юношеским резвостям короля и его фаворита Гавестона соответствует лихая виртуозность — мальчишки словно хвастаются друг перед другом рискованными большими прыжками и выкрутасами вращений. Их эротические забавы, замешанные на классической форме адажио, избавлены от банальных объятий на полу и прочей слащавости: само сочетание па, в которых артисты не могут обойтись друг без друга, свидетельствует о глубине и подлинности страсти (буклет к спектаклю, впрочем, прозрачно намекает на гетеросексуальные предпочтения исполнителей главных ролей — рослых красавцев Иана Маккея и Мартина Харви). Трио королевы и любовников — целый каскад сумасшедших поддержек, в котором каждый сохраняет свою сверхзадачу: Изабелла — пробиться в постель к мужу, король — уклониться от супружеских обязанностей, Гавестон — навсегда отвадить надоедливую сучку. Кстати, на партию королевы хореограф не поскупился, подарив ей возможность предстать и обиженной девочкой, и сладострастной женщиной, и интриганкой, и воительницей. Однако балерина Элиша Уиллис — аккуратная блондиночка, добродетельно одолевшая все технические каверзы партии,— была похожа скорее на викторианскую гувернантку, чем на венценосную особу с трудной судьбой. В результате настоящей кульминацией балета и образцом балетного психологического театра стал предсмертный поединок сломленного пытками короля со своим палачом — садомазохистский дуэт, в котором почти потерявший рассудок Эдуард доверчиво тянется к своему мучителю, а тот снисходительно ласкает жертву, сладострастно предвкушая грядущее убийство.
И стоять бы этому спектаклю в недлинном ряду удавшихся драмбалетов, если бы не его натуралистичность, беспримерная для балетного театра. В "Эдуарде II" враги плюют друг другу в лицо, отвешивают смачные пощечины, мочатся на поверженных противников, трахают их в задницу, отрезают член и таскают по сцене изувеченное тело. Обезглавив Гавестона, король танцует гигантское соло с окровавленной головой любовника, стуча ею в отчаянии по каменным стенам. И убийство короля здесь воспроизводится во всех чудовищных подробностях: жаровня с пылающими углями, Эдуард, повисший на железной решетке тюрьмы в трех метрах от пола, и его последний любовник — палач, с натугой втыкающий в короля раскаленный прут. После этой экзекуции в театре на долгую минуту повисла мертвая тишина. Взорвавшаяся такой бешеной овацией, какой не вызывали на моей памяти ни навороченные фуэте, ни интеллектуальные изыски хореографов-кумиров.