гастроли балет
В лондонском театре "Сэдлерс Уэллс" Бирмингемский балет, второй по статусу после Королевского балета Великобритании, показал главную премьеру сезона — знаменитый балет Фредерика Аштона "Дафнис и Хлоя", возобновленный по случаю 100-летия хореографа. С опытом английской реконструкции ознакомилась ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Бирмингемский балет, старейшая труппа Великобритании, раньше назывался Sadler`s Wells Royal Ballet и располагался в том самом театре, где теперь гастролирует. Четверть века назад государственная политика децентрализации культуры забросила столичную труппу в промышленный город и поменяла ей имя. С тех пор ежегодно Бирмингемский балет показывает на своей бывшей сцене новую программу, сохранив не только столичные амбиции, но и столичные кадры.
Уже 12 лет труппой руководит Дэвид Бинтли — хореограф, выросший в школе при Королевском балете Великобритании в те благословенные 60-е, когда на сцене "Ковент-Гардена" блистали Марго Фонтейн и Рудольф Нуриев, а балеты ставили тогда еще живые классики Фредерик Аштон и Кеннет Макмиллан. Это время — золотое, но в Королевском балете далеко не революционное — сформировало его вкус и эстетические принципы.
На нынешних гастролях господин Бинтли представил тщательнейшую реконструкцию спектакля Фредерика Аштона, который принято причислять к лучшим страницам английской балетной истории. Сэр Фредерик поставил "Дафниса и Хлою" в 1951 году по мотивам одноименного балета Михаила Фокина на музыку Мориса Равеля. Спустя 40 лет английский хореограф оснастил новой хореографией фокинский сюжет (злые пираты крадут пастушку Хлою, а бог Пан возвращает похищенную ее возлюбленному Дафнису). Однако античных пастухов и пастушек одел в соответствии с модой 50-х — в платья и брюки с рубашками — и разместил в условно греческих пейзажах.
Буколический балет, в котором царствует любовь, а добрые боги бдительно оберегают людей, в 1951 попал в тон времени: Британия отдыхала после тягот Второй мировой. На той, давней, премьере сияли юная Марго Фонтейн и главный герой-любовник английского балета Майкл Сомс. В Бирмингемском балете эту вошедшую в историю пастораль восстанавливали кумиры 60-х — дама Антуанетт Сибли и сэр Энтони Доуэлл, сами много лет танцевавшие "Дафниса и Хлою". Неудивительно, что даже в избалованном событиями Лондоне премьера привлекала повышенное внимание — балетных критиков в переполненном зале оказалось не меньше, чем на гастролях Большого театра.
Столь чтимый англичанами послевоенный шедевр производит на стороннего наблюдателя странное впечатление. Вялый, затянутый, приторно-фальшивый, он похож на толковый словарь расхожих старобалетных выражений. Аштоновские пастушки вытанцовывают стилизованный греческий сиртаки, перемежая его классическими па-де-ша. Нехороший человек Доркон хвалится мускулами, сжимая кулаки, как баланчинский Аполлон. Дафнис и Хлоя обнимаются с декоративной жеманностью фокинских Шехеразады и Раба. Декоративные пираты в черных шальварах скачут, поджимая ноги, вроде половецких воинов. Пан является в облаке дыма, а в финале все пейзане, выстроившись в линии, много и однообразно прыгают от радости.
Балет выглядит детским сочинением на заданную тему и, возможно, этим-то и трогает британцев. Так нас умиляют собственные младенческие фотографии — в конце концов, в год постановки "Дафниса и Хлои" Королевскому балету Великобритании не исполнилось и семи лет.
Балетный вечер продолжила "Пахита". Шлягер Мариуса Петипа в Бирмингемский балет занесла русская эмигрантка Галина Самсова 27 лет назад, еще в ту пору, когда труппа была прописана в Лондоне. Особой верностью оригиналу эта версия не отличается — нет в ней, разумеется, ни детей, ни па-де-труа, ни доброй половины вариаций, но опознать балет все-таки можно. Оформлен он по-царски: тяжелые тускло-золотые драпировки, породистые палевые пачки, диадемы, бриллианты. Но балерин с царственной статью в Бирмингеме нет и в помине. Для этого репертуара у них не хватает ни профессиональных (прыжков, шагов, вращения), ни внешних данных. Главный козырь бирмингемских солисток и корифеек — почти идеальная синхронность. Этим они кладут на лопатки любую русскую труппу, обычно состоящую из ярых индивидуалисток, танцующих во всю мощь своих возможностей — то есть кто во что горазд. Но бывают ситуации, когда от танцовщиков ждешь не только чопорной красоты, но хотя бы нотки веселой распущенности.
Включенный в ту же программу одноактный спектакль "Девять песен Синатры", общепризнанный шедевр американской постмодернистки Твайлы Тарп, в репертуаре Бирмингемского балета появился в прошлом году. В нем тоже доминирует ностальгия — на сей раз по гламуру 1950-х. Прославленная своими бескомпромиссными экспериментами Твайла Тарп здесь выглядит рядовым бродвейским поденщиком: на девять песен — семь разноплановых дуэтов в бально-эстрадном духе и две массовые композиции, варьирующие главные темы любовных адажио. Мужчины в смокингах и бабочках, дамы в стилизованных вечерних туалетах (крайний риск — платье до колен с разрезами); танго, вальсы, латиноамериканские танцы, втиснутые поперек ритмики и смысла песен Синатры,— ничто здесь не напоминает тех рискованных игр с формой и пространством, которые прославили автора. Типично бальные связки здесь перемешаны с общеупотребительными классическими па, причем все эти арабески, обводки, "рыбки", "бревнышки", перекидные jete и pas de chat (па-де-ша), исполненные на каблуках академично вывернутыми ногами, производят диковатое впечатление. К тому же женский состав Бирмингемского балета выглядит непоправимо добродетельным — в этих ногах, медленно разворачивающихся из-под подола, в этих полуобнаженных спинах, запрокинутых головах и заплетающихся руках нет ни грана эротики — и даже волшебный голос Фрэнка Синатры бессилен возместить этот недостаток.