Вчера завершились предварительные просмотры фильмов, представленных в конкурсной и внеконкурсных программах IV Международного фестиваля неигрового кино, который откроется 19 июня в Санкт-Петербурге. Как и в предыдущие годы, его девиз — "Послание к человеку". Девиз этот по-разному корректировался временем, отражая то пробуждение гласности на советском экране, то гуманистические поиски европейской документалистики. По мнению обозревателя Ъ СЕРГЕЯ Ъ-ДОБРОТВОРСКОГО, на сей раз ближе всего к обозначенной в лозунге задаче могут подойти американцы, заявившие в конкурсную и внеконкурсную программы целую антологию воззваний к разуму и солидарности.
В нынешнем лексиконе есть пришедшее из Нового Света выражение "политически правильно" — politically correct. Что означает разумную терпимость, возведенную в ранг общегосударственной идеологии, приятие сексуальных, социальных, этнических меньшинств, внимание к чужой культуре и уважительное невмешательство в чужие права.
В жизни корректный императив американской демократии не столь корректен. В фильмах — призывает к миролюбию и ответственности, хотя, как и всякая доктрина, ограничивает, диктует предсказуемые темы и готовые ответы. От конкурсной картины Барбары Политц со сложным названием "28-й пример июня 1914 10.50 " (The 28-th Instance of June 1914 10.50 a. m.), до конкурсной же мульти-коротышки Дебры Соломон "Миссис Матисс" (Mrs. Matisse).
И там, и здесь речь идет о художниках. О парочке экстравагантных денди, представляющих сексуально-эстетическое меньшинство и разгуливающих по современному Нью-Йорку в костюмах начала века, в фильме Политц. И о злоключениях супружеской четы Матисс, как явствует из названия очаровательной феминистской анимации Соломон, где в ритме рэпа жена (угнетенный пол) требует от знаменитого мужа соблюдения своих человеческих прав.
В конкурсной картине Айрин Мишан и Ника Ротенберга "Жизнь как пыль" (Life like Dust) показано одно из этнических меньшинств Америки. В центре действия — банда вьетнамских тинейджеров. Скрытая камера наблюдает за их убогими танцульками, проникает в подвальные спортзалы, сопровождает по окраинам городского гетто. Всей компанией лупят новичка. Беззлобно, но всерьез. Новичок доволен — выдержал испытание, значит возьмут в гангстеры. Тут же мелькают кадры кинохроники — горящие рисовые поля, толпы ошалелых беженцев, полуразложившийся труп в мутной речке... "Он показался мне таким мирным, совсем не страшным", — комментирует за кадром Рики Фан, отбывающий 11-летний срок за вооруженное ограбление. "Я был хорошим, только когда был маленьким, — философствует он, лежа на нарах. — А теперь я дерьмо. И жизнь — это только пыль".
За косноязычной исповедью малолетнего встает больная для Америки проблема. Подростки-иммигранты, "пересаженные" в чужую реальность, уже вкусили от ее соблазнов и свобод, но так и не избавились от азиатского презрения к жизни — чужой и своей. Авторы, впрочем, ограничились "политически правильным" решением. Дождитесь самого последнего титра и вы прочтете особую благодарность Рики Фану, "без чьего терпения и дружелюбия фильм не состоялся бы". То есть, упорно переламывая генотип самовоспитанием, герой не возражает против обоюдно корректного обсуждения проблемы. И картина, заявленная как этническая трагедия, мало помалу скатывается к жанру педагогической поэмы.
По американской программе легко заметить, как стремление к взаимности и интеграции пропорционально экзотике тем и сюжетов. Например, Айра Ли показал вне конкурса десятиминутный "Осенний ветер" (An Autumn Wind), изысканный формальный этюд о японских садах. И хотя в авторской аннотации справедливо указано, что понимать здесь западному человеку нечего и незачем, в изобразительном решении чувствуется закоренелый навык евро-американского авангарда, а за кадром чередуются строки Басе и Аллена Гинзберга, легендарного поэта-битника, представителя поколения, постигавшего Восток через наркотический транс субкультуры поздних 50-х. То есть некоторая общая точка все же находится.
Наоборот, конкурсная работа Элен Бруно "Сатья. Молитва о враге" (Satya. A Prayer for the Enemy) по-настоящему привлекает как раз отказом от братания с эзотерической цивилизацией буддийского Тибета, сорок с лишним лет назад оккупированного Красным Китаем. Все эти годы здесь насаждался атеизм. И все эти годы люди жили, по выражению одного из персонажей, "с Мао на устах и Далай-Ламой в сердце". Их убивали, но они терпели, потому что знали, что страдают за истину. Почти вся картина построена на разговорных средних планах. В ней нет ни одного страшного или жестокого кадра, хотя речь ведется о страшных вещах: сожженных храмах, людях, замученных, расстрелянных, пропавших без вести или сгинувших в тюрьмах. Обо всем этом герои говорят с поразительно просветленными лицами. Говорят как о неизбежности, увиденной из вечности. Трудно сказать, будет ли у "Молитвы о враге" большая аудитория, но ее необходимо смотреть нашим кино- и телережиссерам, ратующим за духовное возрождение и соревнующимся по этому поводу в показе темных сторон жизни. Истина есть свет. И фильм Элен Бруно это подтверждает.
Вьетнамские беженцы и японские сады, феминизм и тибетская мудрость — на этом фоне фильм Кэтрин Нант "Нет такого места, как дом" (No Place like Home), взывающий к классическим американским ценностям, выглядит чуть ли не "политически неправильным". Картина построена как видеодневник дома Вильсонов. Отец перебрался в другой штат, мать сидит на пособии, дети-подростки подрабатывают, как умеют. Самая маленькая помогает по хозяйству. Они кочуют с квартиры на квартиру, жарят картошку, смотрят телевизор, по выходным выбираются в парк. Потом отец присылает младшенькой авиабилет в один конец. И она смело летит к нему через всю страну. Потому что твердо знает: нет в мире ничего лучше, чем дом, где все всегда вместе.
Консервативная, любительская и по-любительски сентиментальная лента Нант неожиданно вызывает почти ностальгию по тем временам, когда человек как таковой был важнее и интереснее геополитических сдвигов. Когда главным была семья, а не культурная стратегия, а сами культуры не нуждались в руководствах по совместному выживанию. В массе своей американская программа предложила именно такие руководства. Это любезно. Politically correct.