Я вез детей в школу и в детский сад самой короткой дорогой. Минут 5 ехать обычно. Но мы попали в пробку. Мы тащились в этой пробке, безнадежно опаздывали, и вдруг Маша сказала:
— О! Когда мы на "Доставке" ездили, мы вот здесь поворачивали.
Я с большим сомнением поглядел в переулок, который выглядел так, что обязательно должен был закончиться беспросветным тупиком.
— Вряд ли,— сказал я Маше и проехал этот поворот.
— Ну и зря,— сказала она.— Очень зря. Успели бы на урок.
— Маша,— после некоторого молчания спросил Ваня сестру,— ты что, не хочешь подольше побыть с папой?
Пока сердце мое таяло от нежности, Маша искала достойный ответ. Но не нашла.
У нее появилось что сказать только после того, как мы опоздали на первый урок. Но я этого уже не услышал, потому что я тоже опаздывал.
Учительнице, конечно, не нравится, когда кто-нибудь опаздывает. Она считает, что главное сейчас — сформировать в детях условный рефлекс послушания. Меня это настораживает. Еще больше меня настораживают успехи, которых она достигает в этом деле.
Так, вчера она рассказала следующую историю. Она проверяла контрольные работы (я, к сожалению, не запомнил, что это был за предмет). Машина работа оказалась с большим количеством помарок и неточностей и просто, будем прямо говорить, ошибок.
Учительница позвала Машу, и они вместе стали разбирать эту работу.
— Я показала ей все ошибки, все небрежности, которые ведут к ошибкам,— сказала мне учительница.— Я рассказывала довольно долго, она меня внимательно слушала. Потом я закрыла тетрадь и спросила: "Ну, теперь все понятно?"
И тут Маша, по словам учительницы, тихо сказала: "Да, все понятно, Вера Ивановна (имя и отчество учительницы изменены в интересах Маши.— А. К.). А вы уверены, что это моя работа?"
— Это же и правда была не ее работа! — воскликнула учительница.— И она молчала об этом, понимаете?! Она слушала! А потом сказала: "Вера Ивановна, а вы уверены, что это моя работа?"
— А Машина работа была без ошибок? — в первую очередь спросил я, услышав это.
— Ни одной,— кивнула учительница.
Потом вечером я спросил у Маши, так ли все это и было.
— Да,— подтвердила она обрадованно.— Я ей в самом конце только и сказала: "Вера Ивановна, а вы уверены, что это моя работа?"
— А почему ты раньше этого не сказала, когда Вера Ивановна только начала рассказывать? — спросил я.— Ведь ты же видела, что это не твоя работа. Более того, ты, наверное, поняла, чья это работа.
— Конечно, поняла,— засмеялась Маша.— Вики! (имя девочки изменено в ее интересах.— А. К.).
— Так почему ты сразу не сказала? — я начал уже злиться.
— Потому, папа,— сказала Маша,— что учительницу перебивать нельзя. Ты что, не знаешь?
Так результаты правильного воспитания бьют прежде всего по самим воспитателям. Я всегда подозревал, что это именно так и бывает. Даже мне, может, и хотелось всегда так думать.
На прошлой неделе в их школе был праздник. К ним на этот праздник должны были прийти военные. Маша страшно переживала.
— Папа,— говорила она,— я их боюсь. Я не буду стихи для них учить.
— Ну ты же знаешь, что нужно слушаться учительницу в вашей школе.
— Да знаю...— вздыхала Маша.
— Чего ты боишься? — успокаивал я ее.— Нет повода для беспокойства. Его нет! Просто нет! Это же военные. Они вас будут защищать.
— А мне Алиса рассказывала, что у них в школе, в первом классе, уже был предмет такой, "обэжэ".
— Это что?
— Я точно не знаю.
— А о чем?
— Ну, про военных. Это неинтересно и страшно. Не буду рассказывать. Про то, как люди из окна выбрасываются. Про утопления всякие.
— Ну хорошо,— говорю.— Только ты не бойся все-таки военных. Они из окон не выбрасываются. Они спасают тех, кто выбрасывается.
— А Алисе говорили, что иногда и военные тоже выбрасываются,— упрямо сказала Маша.
Потом я ее спрашиваю:
— Ну что, приходили к вам военные?
— Да,— отвечает Маша.
— И что, нестрашные оказались?
— Совершенно!
— Ну вот,— радуюсь я.— Я же говорил! Стихи им читала?
— Читала,— говорит Маша безо всякого интереса.
— И что они?
— Они-то? Рады...
— Да что такое? — теряю я терпение.
— Да понимаешь, папа,— раздосадованно говорит Маша,— это не настоящие военные оказались. Ветераны!