Во вторник в театре у Никитских ворот прошел премьерный показ спектакля "Когда улыбнутся ирландские глазки" по пьесе современного южноафриканского драматурга Атола Фугарда "Здесь живут люди" в постановке Михаила Кислярова. Жанр спектакля обозначен как "вечеринка в двух раундах".
Атол Фугард (Athol Fugard) — драматург и актер, одна из самых известных фигур в современном театре. Родился в 1932 году в южноафриканской деревне в семье лавочника. Дебютировал в 1958 году драмой "Пропащая пятница". Автор пьес "Кровные узы", "Боцман и Елена", "Здравствуй и прощай", "Диметос" и других. В некоторых спектаклях по своим пьесам играет сам. Живет в ЮАР. Пишет на английском.
Обратившийся к драме режиссер музыкального театра Михаил Кисляров совершил выбор достаточно прихотливый: Атол Фугард известен больше русскому читателю, нежели зрителю: слава борца за права цветного большинства надолго отвратила от него внимание молодой советской режиссуры, репутация последователя Беккета и Камю отпугивала старейших. Кисляров, кажется, начисто забыл и о первом и о втором. Он вообще не ставит пьесу как "иностранную" — скорее как продолжение отечественной "новой волны". Интерьеры дома в пригородах Йоханнесбурга напоминают московско-ленинградскую коммуналку; иностранные имена и названия звучат лишь данью условности. Англоязычная экзистенциальная драма разыгрывается в традициях русского психологического театра, с той только разницей, что постановщик не отвлекается на детали быта (чего избежать не удалось бы, обратись он к российской "чернухе") — все творящееся на просторах Африки, за пределами четырех стен, режиссера не интересует. А занимает лишь то, вернее, лишь те, кто внутри. Двое очень молодых людей — постояльцы Дон (Петр Татарицкий) и Шорти (Дмитрий Ошеров) — и немолодая квартирная хозяйка Милли среди рутинной своей перебранки вдруг понимают, что представляют единое целое: общину отверженных, крошечный островок, который течение жизни (пусть лишь по видимости бурное) огибает стороной.
Жена Шорти, юная Сисси (Елена Соколова) уходит в кино с другим, потому что муж для нее — не совсем мужчина. Доморощенный психоаналитик Дон, отвергнувший бухгалтерское дело как "не имеющее отношения к центральной дилемме нашего века", сам отвергнут жизнью, не желающей укладываться в придуманные Фрейдом схемы. Домовладелицу Милли оставил мужчина, которого она, потратив десять лет жизни, превратила из люмпена во владельца уважаемой фирмы. Теперь они устраивают вечеринку, чтобы покинувшие их знали: веселье не изгнано из этих стен. Действия в пьесе почти нет. Есть отлично написанные диалоги, две хорошие мужские роли и одна отличная женская. Ее играет Марина Кайдалова, и это самая бесспорная удача "Ирландских глазок".
Не так давно Наталия Коляканова поставила спектакль, где классическая японская драма переплеталась с монологами чеховских героинь. Нечто подобное можно было бы сделать и теперь, не будь пьеса Фугарда так по-западному ладно скроена. И все же актриса играет не только дочь примерного кладовщика, домовладелицу и управляющую делами образцовой фирмы — все героини русского театра, которые когда-то держали счастье в руках (не в смысле фортуны, а ощущения гармонии с жизнью) проступают в этой Молли. И Раневская с ее утраченным садом, и Ирина, которая никак не может вспомнить, как по-итальянски окно, и Нина, чьи мечты оказались больше таланта. Замкнутость сценического пространства, которое актеры упорно пытаются преодолеть выходами в зал, в коридор, все равно куда, — оборачивается чисто русской трагедией того, что человеку "некуда идти". Упреки, которые Молли обращает к Всевышнему, столь же бессмысленны, как и ее претензии к юным квартирантам — за то, что один не слишком умен, а другой не очень красив. Богоборческие мотивы, проскальзывающие в пьесе, в московском спектакле не выпущены, но сыграны с интонацией, подразумевающей скорее вызов собственной жизни, чем оспаривание прав того, кто ей управляет. Драма героев Фугарта в том, что они несчастны. Героев спектакля — что они несчастны, но винить в этом некого.
Михаил Кисляров явно пытался подавить в себе режиссера музыкального театра в пользу режиссера театра драматического. Но не до конца. Заявленная в программке хореография на сцене почти отсутствует. Зато есть попытки построить звучание речи на сцене по законам по музыкальному принципу, когда для чередования forte и piano достаточно весьма условного психологического повода: главное — изящество линии. Впрочем, спектакль действительно получился изящным. Его не вполне испортил даже прием, не раз губивший лучшие начинания советской режиссуры: появление на сцене ребенка-символа. Здесь это одиннадцатилетняя Милли в белом платье, распевающая о том, как "прекрасен, чуден божий свет". "Каких существ в нем только нет", — заканчивает куплет пятидесятилетняя Молли и вместе с ней авторы "Ирландских глазок", для которых сей факт, кажется, куда важнее, чем то, что кто-то из "существ" не знает, как жизнью распорядиться.
ЛАРИСА Ъ-ЮСИПОВА