Фестиваль современный танец
В воскресенье в рамках второго фестиваля современного искусства "Территория" в Москве выступит знаменитый финский хореограф и танцор Теро Сааринен. Он покажет монобалеты "Человек в комнате" в постановке Каролин Карлсон и "Охота" на музыку Игоря Стравинского. Накануне гастролей ТЕРО СААРИНЕН ответил на вопросы РОМАНА Ъ-ДОЛЖАНСКОГО.
— Вы будете выступать на фестивале современного искусства. Что для вас означает быть современным?
— Честно говоря, для меня не так уж важно, считают меня современным или нет. Я работаю в области невербального театра, поэтому слова вообще имеют для меня второстепенное значение. Есть много спектаклей с необычными и умными текстами, но когда я смотрю такие спектакли, я не понимаю их вообще. Танец не имеет никакого отношения к текстам. Но я надеюсь, что мое искусство длится во времени — и берет что-то как от прошлого, так и от настоящего и будущего.
— Тема фестиваля — "тело в городе". Как вам кажется, тело в современном городе становится более свободным или, напротив, все более и более скованным?
— Я думаю, что мы становимся все более и более изолированы и отчуждены от своих тел, все меньше чувствуем себя физическими существами. Мы постоянно сидим у мониторов, смотрим на экраны, управляем транспортными средствами и так далее. Все это ослабляет нашу природную потребность в физическом движении. Я бы сказал, что тело в сегодняшнем городе становится не свободным, а беспомощным.
— Кто оказал на вас самое сильное влияние в искусстве?
— Таковых немало. Они по-прежнему меня вдохновляют, и я время от времени возвращаюсь к ним. Назову лишь нескольких — Андрей Тарковский, Казуо Оно, Иссей Мияке, Каролин Карлсон.
— В Финляндии театр невероятно популярен. У вас есть какое-то собственное объяснение этому феномену?
— Мне кажется, любой народ, который долгое время находился под властью других стран и переживал угнетение, обретает свой голос именно в сильном театре — прежде всего, разумеется, в драматическом театре. У нас были очень хорошие актеры и режиссеры, и теперь мы пожинаем плоды славного прошлого. Кстати, современный танец в Финляндии тоже становится популярным.
— Вы работали и в Японии. Нашли что-нибудь общее между своей страной и Японией? Ваш стиль часто называют "финско-японским" — что это вообще такое?
— Для меня это очень существенный, глубокий вопрос, и я мог бы часа три на него отвечать. В Японию я поехал изучать танец буто, и поначалу никакого сходства между нашими странами не искал. Но со временем почувствовал какое-то глубинное эмоциональное родство: внутри наших индустриально очень развитых, хай-тековских обществ сохраняется связь с природой и уважение к прошлому как целому. И это ощущение стало для меня очень приятным. Что касается стиля танца, то на меня действительно оказали огромное влияние азиатские традиции плюс 43 года собственной жизни. Танец буто помогает исследовать человеческое тело. Он как бы препарирует его, разрезает на части. Тело становится мятым, внешне некрасивым, но это меня как раз и интересовало. Потому что балет предполагает, что вы как бы взлетаете вверх. Это что-то воздушное. А я выбрал нечто прямо противоположное — ты как бы опускаешься вниз и изучаешь все свои некрасивости.
— В спектакле "Охота" на музыку "Весны священной" Стравинского ваше собственное тело становится видеоэкраном. Как вы работали с видео?
— Идея мультимедийной анимации пришла уже во время репетиций. Я мучительно искал какие-то дополнительные выразительные средства, что-то, что будет как бы между мною и зрителями и при этом останется частью меня. Мы встретились с видеохудожниками на предмет сотрудничества в другой работе, но тут как раз пришла идея использовать видео уже в "Охоте".
— Кстати, а почему вообще "Весна священная" превратилась у вас в "Охоту"?
— Меня часто об этом спрашивают, и я никогда не знаю толком, что ответить. Внутри меня кипело очень много всего во время работы над "Охотой". Я спрашивал себя, почему мы жертвуем собой и нашими наследственными, природными знаниями ради соблазнов новой информации? Почему так настойчиво убегаем от себя? И где я сам сегодня нахожусь, пытаясь противостоять внешним противоречивым силам? Я уверен, что каждый из нас задает эти вопросы, внутри каждого одновременно живут охотник и потенциальная жертва. Еще один охотник — в особенности для танцора — это само время. Карьера танцовщика столь коротка! Ты только-только понимаешь, что научился что-то делать, как уже надо уходить на пенсию. Чтобы достичь своих целей, танцовщик должен прилагать такие огромные усилия, что его жизнь становится похожей на жертвоприношение.
— Если к вам приходит молодой человек и говорит, что хочет посвятить себя этой профессии, вы его отговариваете?
— Нет, просто предупреждаю как раз о том, о чем только что сказал — что придется проявить волю и пожертвовать очень многим в жизни. А отговаривать, равно как и уговаривать, бессмысленно — это же вопрос не рационального решения, а внутренней потребности.