В Театре на Малой Бронной состоялась последняя в этом сезоне премьера. Пьесу Алексея Арбузова "Мое загляденье", написанную в редком для сегодняшней сцены жанре "оптимистической комедии", поставил Артем Хряков, — имя для московской театральной афиши абсолютно новое.
Принято считать неоспоримой истиной, что удивить чем-либо театральную публику сегодня невозможно. Режиссеры хотят удивить, да нечем. Зрители рады были бы удивиться, да нечему. Как ни старайся, все равно скажут: это было, и не однажды, и в лучшем исполнении.
Артем Хряков сумел удивить дважды. Первый раз — когда на щите напротив театра был анонсирован Арбузов, причем пьеса, собственной сценической историей не обремененная и считавшаяся неудачей именитого драматурга. Не чуждые театру прохожие не могли взять в толк, зачем понадобилось предлагать режиссеру для дебюта такой материал. Но оказалось, что "Мое загляденье" он принес на Бронную сам.
Второй раз приятно удивил уже спектаклем. "Пьесу следует играть очень воодушевленно", — настаивал автор двадцать два года назад. Выполнить рекомендацию оказалось тогда некому. Рассказывают, что один очень известный режиссер, до того момента удачно ставивший Арбузова, прослушав "Мое загляденье" в авторской читке, после растерянной паузы вымолвил: "По-моему, это надо не играть, а петь".
Дело в том, что драматург, которого долгие годы допекали требованиями создать пьесу с положительным героем, решил наконец это сделать. Но социальная хмурь мечтателю Арбузову была чужда. И он написал сказку про "замечательного молодого человека", чистого и честного, который, пережив измену любимой жены, уезжает на стройки коммунизма. Но довел эту ситуацию до чистой схемы, а своих персонажей до неправдоподобного, идиотического простодушия, до почти дебильной инфантильности. Населяющие пьесу существа похожи на блаженных. Их представления о жизни, о счастье, о справедливости и о взаимоотношениях друг с другом окрашены безмятежной детскостью, и общаются они едва ли не строчками из букваря.
Тогда никто не понял, что Арбузов по сути дела написал абсурдистскую пьесу. Может быть, не понял и он сам, позволив себе разве что легкую самопародию. "Мое загляденье" нетрудно представить поставленным как сентиментальное ретро или даже ернический соц-арт. Хряков не соблазнился ни тем, не другим, разглядел в пьесе именно жанровый секрет, и артисты строго следуют "принципу воодушевленности". Задача оказалась непростой, но увлекательной. Спектакль вышел смешной — чего стоит хотя бы шутка с живым диктором, сидящим в "телевизоре" и вступающим в неформальный контакт с телезрителями. Чистота жанра соблюдается, и лишь кое-где в спектакле дожидается режиссерской метлы мусор, занесенный из студенческого капустника.
Художник Ирина Акимова оставила сцену пустой и темной — только сбоку свисает на длинном шнуре одинокая лампочка. А персонажей одела в яркие разноцветные костюмы с золотистыми помарками, словно они запачкались о выкрашенную золотой краской стену. Герои "Моего загляденья" похожи на диковинных птиц, щебечущих в сумерках от ощущения полноты жизни. Эти глупые созданья прекрасны и одиноки. Их идиотизм оказывается трогательном и беззащитным. И в этом еще один жанровый секрет, разгаданный Артемом Хряковым: русско-советский абсурдизм всегда был и остается абсурдизмом лирическим.
Когда-то эту особенность арбузовских пьес почувствовал Петр Фоменко, поставив в питерском Театре Комедии "В этом милом старом доме". Хряков — ученик Фоменко. От своего мастера он, очевидно, унаследовал не только особый слух на Арбузова, но и вообще умение находить там, где другим чудится пустота.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ