рекомендует Роман Должанский
Театр Льва Додина, как всегда, идет против течения — пока большинство российских театров старается привлечь зрителей чем-нибудь попестрее, посмешнее, покороче и попроще, Малый драматический выпускает почти четырехчасовой спектакль о фашизме и сталинизме, о лагерях и холокосте — инсценировку великого романа Василия Гроссмана "Жизнь и судьба", при советской власти запрещенного, чудом уцелевшего, наспех "проглоченного" во времена перестройки и с тех пор вроде бы полузабытым литпамятником пылившегося на полках.
Лев Додин не только перечитал роман сам. Несколько последних лет он читал и репетировал "Жизнь и судьбу" вместе со своими студентами-актерами, возил их в бывшие сталинские лагеря под Норильском и в Освенцим. Итогом этой "учебной" работы, в которую на последнем этапе вошли ведущие мастера Малого драматического, стал один из самых сильных спектаклей Додина — большой, страшный, беспощадный, мучительный и красивый, спектакль-приговор и спектакль-реквием, московской премьерой которого открывает сезон Театр наций. Естественно, что вся эпопея Гроссмана, которую многие называют "Войной и миром" ХХ века, в спектакль не вошла. Додин начинает его с возвращения главного героя романа физика Виктора Штрума и его семьи в их московскую квартиру после эвакуации.
Театр показывает трагическое существование людей, зажатых судьбой между двумя тоталитарными системами: сталинской и гитлеровской. Сцену наискосок перерезает волейбольная сетка, через которую перекидывают мяч герои в беззаботном прологе спектакля. Но она почти сразу же становится лагерной решеткой, за которой скрываются то гулаговские бараки, то нацистские печи. Додин настойчиво и убежденно рифмует два бесчеловечных режима: актерам стоит лишь переодеться, чтобы превратиться из узников одного режима в жертв другого. У них даже музыка одна на всех — серенада Шуберта, даром что поют ее на разных языках.
Впрочем, Лев Додин беспощаден не только по отношению к политическим режимам, но и по отношению к конкретным личностям. Выдающегося физика Штрума, затравленного за "пятый пункт", а потом "подкупленного" звонком Сталина и поставившего подпись под подлым коллективным письмом, режиссер судит сегодня гораздо строже, чем когда-то судил автор романа. Может быть, так кажется потому, что в момент его тяжелого нравственного выбора на сцене оказывается мать Штрума, узница еврейского гетто, успевшая перед смертью написать сыну письмо. Этим знаменитым "Письмом матери" из романа "Жизнь и судьба" словно "прошит" весь спектакль.
Главная додинская актриса Татьяна Шестакова грандиозно играет мать — женщину в скромном платье с кружевным воротничком, советскую интеллигентку, гибнущую за свою еврейскую кровь и оставляющую сыну завет "жить вечно". Вместе с ней в газовую печь идет весь оркестр заключенных, которые складывают музыкальные инструменты и остаются за страшной сеткой абсолютно обнаженными. Жуткий этот финал "Жизни и судьбы" — жизнь кончилась, осталась только судьба — наверняка останется в истории театра под грифом "помнить вечно".
Театр наций, 23-24 сентября, 19.00