Ученые, которые профессионально считают ворон и препарируют червей, стали в России вымирающим видом. Наука так и не вышла из кризиса, и биология в том числе. Специалистам трудно получить хорошую работу и на биотехнологических производствах. Тем временем за границей профессия биолога бьет рекорды по престижности и востребованности, и там по-прежнему рады выпускникам российских биофаков.
Вдаль уходят ряды стеллажей с сосудами, в которых навсегда застыли странные существа. Некоторые банки увенчаны, как коронами, высушенными морскими звездами. Это хранилище коллекции беспозвоночных Зоологического музея МГУ. "У музея пока нет проблем со спиртом для консервирующего раствора, но даже банок для хранения образцов уже не хватает",— описывает положение одного из главных биологических центров страны научный сотрудник музея Александр Мартынов. Больше всего подобным научным центрам не хватает, конечно, таких сотрудников, как Мартынов: увлеченных и молодых.
Он один из двух российских ученых, изучающих голожаберных моллюсков (это морские родственники сухопутных слизней, у них не бывает ракушек). О голожаберных ему рассуждать куда интереснее, чем о зарплате, которая, по его словам, "со средней по столице не соотносится, хотя времена, когда ее вовсе не платили, миновали". По данным проекта Examen компании Begin Group, оклад биологов, не бросивших науку, даже в Москве редко превышает $500. Иной учитель в обычной средней школе зарабатывает больше.
Жизнь тех биологов, которые поиску невиданных существ в экспедициях предпочли производство, слаще — можно зарабатывать до $2 тыс. Вот только современных биотехнологических предприятий в стране кот наплакал. Зато за границей в этой сфере бум, и обладателей "корочек" наших биофаков там ценят.
Поступательное развитие
В Москве биологов помимо биофака и факультета биоинженерии и биоинформатики МГУ им. М. В. Ломоносова готовят профильные факультеты еще нескольких вузов, в том числе Московского государственного областного университета, Московского физико-технического государственного университета, Московского государственного технического университета им. Н. Э. Баумана и Российского государственного аграрного университета (МСХА им. К. А. Тимирязева). В регионах жизневедов обучают в большинстве госуниверситетов, например в Санкт-Петербургском государственном университете или Дальневосточном государственном университете.
Обычно конкурс невысок — один-два человека на место, хотя в МГУ на одно место на биологическом факультете претендуют пять-шесть человек, а на факультете биоинженерии и биоинформатики — восемь-десять человек. В список вступительных экзаменов обычно входят химия, биология и русский язык. В некоторых случаях абитуриентам приходится также сдавать математику или физику. Результаты ЕГЭ действительны в большинстве вузов.
Стоимость обучения на платном отделении московских вузов составляет 40-60 тыс. руб. в год, в МГУ — 100 тыс. руб. в год.
Уже во время учебы студент может начать исследовательскую работу, которая будет продолжена после окончания вуза. Конечно, если под нее удастся получить грант.
Малопитательная среда
Например, в 2007 году Российский фонд фундаментальных исследований выделил 350 тыс. руб. на работу исследовательской группы на кафедре физиологии человека и животных биофака МГУ. Группа состоит из руководителя, двух научных сотрудников, трех аспирантов и трех студентов. По словам младшего научного сотрудника кафедры Валентины Лаптевой, она с коллегами изучает фундаментальную проблему физиологии — "влияние внутриклеточно высвобождаемого кальция на работу периферических синапсов". На кафедре также исследуют, в частности, механизмы эпилепсии, процессы заживления язвы желудка и наружных ран. Фундаментальная наука подчас приносит серьезные практические плоды. Один из них — препарат семакс (применяется при нарушениях нервно-мышечной системы), за который сотрудники кафедры физиологии были удостоены Госпремии.
Ни один подобный грант, конечно, наших биологов еще не озолотил. Исследовательская группа, в которой трудится госпожа Лаптева, половину полученной суммы потратила на реактивы — цена некоторых доходит до $1 тыс. за 1 мг. После вычетов на поддержание в рабочем состоянии оборудования и закупку программного обеспечения на зарплату сотрудников осталось 20% гранта. При нынешней ситуации изучать влияние кальция на синапсы остаются лишь энтузиасты. Один из них, рассказывает Валентина Лаптева, ради этого даже отверг поступившее ему предложение поработать в одной из немецких лабораторий.
Из энтузиастов, безусловно, и Александр Мартынов. Когда он, аспирант биолого-почвенного факультета Дальневосточного государственного университета, обнаружил, что научные связи нарушены и он уже не может получать по почте литературу из библиотеки Санкт-Петербургского зоологического института, то сам переехал из родного Владивостока в Питер. А через несколько лет — в Москву. В Зоологическом музее МГУ он помимо голожаберных начал изучать офиур, морских животных класса иглокожих.
О систематике в зоологии Мартынов рассказывает с воодушевлением. Такое ведь это интересное занятие. Если молекулярные биологи, скажем, статьи старше десяти лет практически не используют, то для зоолога изучение монографий XIX или даже XVIII века — обычное дело. При этом старые тексты о беспозвоночных, представляющие интерес для господина Мартынова, могут быть на немецком, норвежском или, например, корейском языке. Описанием видов, впрочем, занимаются не все зоологи. Есть классы (к примеру, млекопитающие), где встретить невидаль практически невозможно. Обнаруженный недавно в Индии международной группой исследователей неизвестный вид макаки — редчайшее исключение, перед этим последний раз новую макаку нашли в 1903 году. Поэтому зоологи "по зверям" изучают ареалы распространения уже известных видов. Зато для ученых, специализирующихся на беспозвоночных, описание новых видов — повседневная работа.
Описание базируется на сравнении с типовыми экземплярами — музейными экспонатами. Некоторые из них помимо научной ценности имеют и историческую — часть сохранилась с XVIII века и даже пережила пожар 1812 года. Обнаруженному виду дается название, в котором фигурирует имя ученого, сделавшего открытие, и дата. Единой базы данных, куда заносились бы вновь описанные виды, нет, если не считать таковой журнал Zoological Record, который издается с 1864 года. Центров академической зоологии в России немного: столичный Зоологический музей и Зоологический институт РАН в Санкт-Петербурге. Обширные коллекции глубоководной фауны есть в Институте океанологии РАН. Наконец, существует ряд региональных институтов, которые занимаются местной фауной.
Нельзя сказать, что наши биологи совсем перестали ездить в экспедиции. По некоторым данным, нижняя точка уже пройдена. Скажем, увеличивает количество научных экспедиций Институт океанологии РАН: если в 2000 году в общей сложности было выполнено 292 судосуток исследовательских рейсов, в 2006-м — уже 558. Всего в прошлом году институт организовал 44 экспедиции — в Южной и Северной Атлантике, Балтийском, Белом, Карском, Каспийском и Черном морях. Объем финансирования с учетом бюджетных и внебюджетных средств составил 130 млн руб. Есть чем заниматься систематикам и на берегу — не описаны еще многие находки, сделанные в советское время, утверждает Мартынов.
Сам он тоже ездит в экспедиции, но во время отпуска и за свой счет. "В прошлом году изучал голожаберных в Баренцевом море,— вспоминает Александр Мартынов.— Гидробиологический режим и состав фауны побережья Мурманска уникальны. Мне удалось обнаружить девять новых для фауны России видов голожаберных моллюсков. Собирал их как в приливно-отливной зоне, так и с использованием акваланга — помогли сотрудники Института проблем экологии и эволюции им. А. Н. Северцова РАН". Своего гранта на исследования у Мартынова нет, и в 2007 году вылазку на Север пришлось отменить: на биологической станции Дальние Зеленцы возросла плата за проживание. "Экспедиции, одно из непременных условий существования зоологии, приобрели в России эпизодический характер",— сокрушается ученый и замечает, что научная традиция может и прерваться, если не появятся деньги. Многие его коллеги светлого будущего российской биологии уже не ждут.
Расхождение видов
По информации интернет-портала по подбору персонала SuperJob.ru, средняя зарплата выпускника биофака в Москве равна 25 тыс. руб., а среди работодателей преобладают фармацевтические компании, пищевые предприятия, клинические лаборатории медицинских учреждений и учебные заведения.
"Из моих однокурсников в профессии остались немногие,— говорит Александр Мартынов.— Кто-то стал экспертом-криминалистом, кто-то преподает в мореходном училище, а один из знакомых со старшего курса, ставший специалистом по компьютерной графике, работал над спецэффектами для фильма "Властелин колец"". Выпускница биофака МГУ 2007 года Ольга признается корреспонденту "Денег", что тоже решила расстаться с наукой о жизни: "Я пробую себя в специальности, далекой от темы диплома: event-management".
В США биологи получают в среднем $6 тыс. Издание Jobs Rated Almanac называет эту профессию самой престижной. Виталий Вермишкин, ведущий биотехнолог бостонской компании Aethlon Medical, уехал в США пять лет назад и отмечает, что "за это время спрос на российских биологов за рубежом нисколько не упал". На Западе работают и многие коллеги Александра Байдуся, директора экспериментального производства компании "Национальные биотехнологии", производителя отечественного инсулина: "Один возглавляет кафедру электронной микроскопии Калифорнийского университета, двое работают в Оксфорде, а несколько человек преподают в университетах Канады".
Похожая ситуация в Израиле. Ирина Гладких окончила Тель-Авивский университет со степенью магистра биологии по специальности "инженер-биотехнолог". "Сейчас эта специальность обогнала по популярности профессию врача, да и конкурс в вузе на нее самый высокий",— рассказывает Ирина. Вместе с мужем она приехала в Россию, где обнаружила, что со своим престижным образованием она может рассчитывать на зарплату $500-700 в месяц. В Израиле ее однокурсники начинали с $2 тыс.— кто на пищевом производстве, кто на заводе по переработке мусора с помощью микроорганизмов.
В России же значительная часть дипломированных биологов вынуждена уходить в смежные области, становясь представителями фармкомпаний или пищевыми технологами. Впрочем, иногда и в этих сферах биологи могут применять полученные в вузе знания. Так обстоит дело в микробиологической лаборатории ОАО "Вимм-Билль-Данн Продукты питания". В обязанности сотрудников лаборатории входит контроль качества и безопасности продукции, а также работа со сложными биологическими системами, известными потребителю как закваски. "Например, меняя условия культивирования кефирных грибков, их количество, температуру и время сквашивания, можно получать кефир с мягким или, наоборот, резким вкусом",— рассказывает Людмила Кузнецова, микробиолог компании. По ее словам, лаборатория проводит и собственные исследования. Недавно, например, была выделена новая культура бифидобактерий.
Живой конвейер
Для выпускников биофаков, решивших попробовать себя на производстве (например, в ОАО "Национальные биотехнологии"), карьерная лестница выглядит так: оператор оборудования, технолог второй, первой или высшей категории, наконец, начальник участка.
На заводе "Национальные биотехнологии" в подмосковном Оболенске бактерии, полученные генно-инженерным путем, размножаются в ферментерах, больших блестящих емкостях. Из них позже выделяется субстанция, которая содержит молекулы проинсулина. В ходе биохимических процедур получают инсулин, последняя его чистка от примесей осуществляется с помощью жидкостной хроматографии. Рабочий день сотрудников отдела очистки инсулинов начинается в восемь утра, а заканчивается в пять или восемь вечера в зависимости от стадии производства.
Расположенный в сотне верст от столицы Оболенск был основан в 1975 году как будущий центр советской молекулярной биологии и генетики. Его предприятия разрабатывали преимущественно средства защиты от оружия массового поражения. Центров биологии и биотехнологии в России всего пять. В Подмосковье, кроме Оболенска, еще есть Пущино с его Научным центром биологических исследований. В Ярославской области находится поселок Борок, в нем расположены биологический стационар Академии наук и Институт биологии внутренних вод. Еще два центра находятся в Новосибирской области — наукоград Кольцово (в нем знаменитое НПО "Вектор" — научный центр вирусологии и биотехнологии) и поселок Краснообск. Везде ситуация как в Оболенске, территория многих институтов запущена.
Разбитая дорога ведет вдоль бетонной стены, за которой серые здания с черными квадратами окон. Одно из них и занимает созданная на основе ГНЦ прикладной микробиологии компания "Национальные биотехнологии". Здесь в 2003 году было создано производство инсулина, отвечающее стандартам GMP (Good Manufacturing Practice — надлежащая производственная практика, описанная ВОЗ). Объем инвестиций — около $30 млн. Коллектив предприятия составили в основном опытные специалисты, не уехавшие из Оболенска. В 1990-х им месяцами не выплачивали зарплату, и ученые подрабатывали частным извозом или перепродавали вещи. Единственным реальным работодателем была местная фирма-производитель ветеринарных препаратов. Запуск инсулинового производства, казалось, открывал сотрудникам ГНЦ прикладной микробиологии радужные перспективы. И препарат действительно начали выпускать, но нашим биологам не удалось даже на местном рынке потеснить лидеров мировой фарминдустрии — датскую компанию Novo Nordisk, американскую Eli Lilly и французскую Sanofi-Aventis. По словам Алексея Степанова, генерального директора ОАО "Национальные биотехнологии", в 2006 году государство потратило на закупку инсулина около $180 млн. Доля российских производителей не превышает 3%, и то речь идет в основном о фирмах, которые фасуют заграничный продукт. Объемы продаж ОАО "Национальные биотехнологии" не разглядишь и под микроскопом. Между тем, утверждает гендиректор, его компания опровергает устоявшееся мнение о плохом качестве отечественного инсулина. Собственными технологиями производства генно-инженерного инсулина в России помимо "Национальных биотехнологий" обладает еще только Институт биоорганической химии (ИБХ). Задача создать препарат была поставлена перед двумя коллективами ученых в рамках федеральной целевой программы "Сахарный диабет". Результатом совместной работы стали новая технология и один патент на двоих (позже каждый коллектив получил по отдельному патенту). Клинические испытания в ведущих центрах и медучреждениях подтвердили, что ученые создали технологию, не уступающую западным аналогам по качеству. Работой биологов был доволен и главный эндокринолог Москвы Михаил Анциферов. "Одно наше предприятие без увеличения мощностей может покрыть 7% потребности россиян в этом препарате, производя до 30 кг инсулина (около 1 млн флаконов) в год,— утверждает господин Степанов.— Однако на полную мощность мы смогли проработать лишь три месяца и затоварили все склады. Сейчас выпускаем 7% от прежнего объема". ИБХ повезло больше — инсулин производства этого института закупает правительство Москвы. По словам Михаила Анциферова, из более чем 50 тыс. московских диабетиков около 7 тыс. используют препарат ИБХ.
В ОАО "Национальные биотехнологии" сейчас работают 40 профильных специалистов, в основном это выходцы из ГНЦ прикладной микробиологии. Немногие недавние выпускники, работающие на предприятии,— дети ученых Оболенска. Средняя зарплата биологов предприятия — $1 тыс.
Похвастаться увеличением продаж могут единицы биотехнологических предприятий. Как, например, производитель иммунобиологических препаратов "Биокад", чей оборот в 2006 году составил $22 млн, а в 2007 году ожидается в районе $35 млн. Общий объем рынка медицинских иммунобиологических препаратов, который привлек основателя компании, бывшего совладельца банка "Центрокредит" Дмитрия Морозова, оценивается в $900 млн. На строительство завода в подмосковном поселке Петрово-Дальнее предприниматель потратил $8 млн. В 2002 году он также приобрел часть Института инженерной иммунологии в подмосковном поселке Любучаны. Работу местного коллектива ученых, не привыкших, по словам господина Морозова, работать на результат, удалось наладить не сразу. Поначалу опытные специалисты в штыки встретили предложение омолодить команду. Морозов выстоял, и усилиями коллектива, в который пришли и вчерашние студенты, были созданы два препарата — генферон (его прописывают при заболеваниях мочеполовой системы) и лейкостим (предназначен для восстановления онкологических больных после курса химиотерапии), с которыми "Биокад" в настоящее время штурмует отечественный рынок иммунобиологической продукции.
Поле биофармацевтики в России давно занято иностранцами. "Правила, по которым они играют, на Западе не были бы разрешены антимонопольными ведомствами,— гневается Дмитрий Морозов.— При этом они специализируются не на инновационных препаратах, которых даже у ведущих компаний в портфеле не более пяти, а на разработках, которые давно не защищены патентами".
Предприниматель сдаваться не собирается. "Мы выиграли конкурс Минздрава на поставку по госконтрактам препарата лейкостим, оставив не у дел две ведущие мировые фирмы — Hoffmann-La Roche и Teva,— говорит Морозов.— Это первый признак перемен в поведении чиновников. Нельзя же вечно дарить деньги иностранцам!" Впрочем, тендер Академии наук компании "Биокад" выиграть не удалось — решено было закупить более дорогой препарат нейпоген фирмы Hoffmann-La Roche.
За несколько лет работы предприятие Морозова смогло увеличить зарплату своим сотрудникам вдвое — биологи сейчас получают от $1 тыс. до $2 тыс. Подобными суммами молодых биологов удается заинтересовать. Выпускницы МГУ Оксана и Ксения после стажировки будут работать на производственном участке генно-инженерных субстанций, причем будущие схемы работы на участке они сами и формируют. "Нам приходится проходить все этапы развития биотехнологической промышленности, которые мы проспали с середины 1980-х годов,— говорит Дмитрий Морозов.— Пока иностранцы продолжают диктовать свои условия, раздавая взятки чиновникам, российским компаниям, не имеющим лоббистских рычагов, успеха не добиться".
Даже ведущие российские фирмы не готовы к производству инновационных препаратов, поэтому наши биологи и не нужны на родине, будучи востребованными за рубежом. "К пятому курсу 80% выпускников или уже имеют предложения от иностранцев, или приняли решение уйти из профессии",— констатирует господин Морозов. Оксана и Ксения согласны со своим начальником. Чтобы заявить о своем желании уехать за границу, добавляют они, студенту-биологу из ведущих российских вузов достаточно просто заполнить анкету, выложенную на сайте какого-нибудь западного научного центра. Велика вероятность, что после этого иностранцы уже сами станут охотиться за молодым специалистом.