В Санкт-Петербурге в кинотеатре "Аврора" состоялась премьера фильма Виталия Мельникова "Агитбригада 'Бей врага'". Автор "Начальника Чукотки" и "Бедного, бедного Павла" обратился к памяти военного детства, но, по мнению МИХАИЛА Ъ-ТРОФИМЕНКОВА, вышел далеко за пределы реалистического рассказа.
На лице режиссера после премьеры отражались не поддающиеся банальной расшифровке чувства. Главным была, пожалуй, растерянность. Когда за спиной столько лет и столько фильмов, как у Виталия Мельникова, премьера уже не может просто радовать. Казалось, он продолжает мысленно снимать фильм, что-то менять в нем, напряженно сравнивает происходящее на экране с живой памятью. В силу своего режиссерского темперамента Виталий Мельников не может вырастить из прошлого фантастический цветок типа "Амаркорда". "Агитбригада" — старое доброе классическое кино в лучшем смысле слова: снятое на сибирской натуре, многофигурное, только не road-movie, а water-movie.
"Агитбригада" выросла из мемуаров режиссера. Летом 1944 года 16-летний сын учительницы и репрессированного лесничего греб — за полкило масла и кило сахара — на веслах в лодке доморощенной амурской агитбригады: киномеханик Катька, аккордеонистка Ляля Белая, двое мальчишек и однорукий фронтовик Федор. Первый стакан самогона, отказ молокан смотреть кино, ночь среди девиц из рыбачьей артели, финальное "кораблекрушение" — этапы его небольшого пути.
Сравнивая текст и фильм, начинаешь понимать эмоции режиссера. Он не изменил воспоминаниям, но изменил их самих, очевидно, полагая, что реалии эпохи современникам непонятны, а кино без саспенса их не привлечет. Драматичную саму по себе ситуацию военных лет нагрузили драматические биографии героев. Альтер эго автора стал ссыльный сын расстрелянного генерала Раднэр (Никита Лейтланд), то и дело встревающий с репликами о Робинзоне и капитане Куке. Ляля превратилась в Веру (Наталья Ткаченко), ссыльную, стукачку по принуждению. Пару ей составил ссыльный художник Вадим (Кирилл Пирогов). Федор стал контуженым милиционером Никанором (Виктор Сухоруков), которого тянет то стрелять, то копать. Своеобразным "хором" — разномастные ссыльные. А ближе к финалу плавное течение фильма вскипело историей наивного охотника-аборигена, дезертира, полюбившего в стогу сена деваху-киномеханика и убитого "при попытке к бегству" скользким садистом из НКВД (Алексей Девотченко), братом-близнецом чекистов, встречающихся ныне в любом фильме о войне.
Вторжение слишком киношного сюжета в ткань воспоминаний сначала раздражает. Но режиссер закольцевал сюжет, приведя бригаду в тот же дом бакенщика, где она делала первую остановку. Все по-прежнему сугубо реалистично, но время свернулось лентой Мебиуса. Вроде бы герои никуда и не плыли. Или плыли, но не по Амуру, а — под водительством контуженого Харона — по реке времени, на берегах которой встречали людей всех исторических эпох сразу: калмыков, живущих, как испокон веку, раскольников, застрявших в XVII веке, "гостей из будущего" — одетых по европейской моде эстонцев. Пространство по берегам реки становится временем, как в "Апокалипсисе сегодня".
Одновременно это и река кино. Реакции зрителей на "Чапаева" или "Свинарку и пастуха" — цепочка реакций природного, а затем искушенного человека на эффект движущихся картинок. От испуга до желания вмешаться в действие и спасти героя. От упоения властью над пленкой, которую можно прокрутить назад, до понимания того, что кино это только кино и праздник победы на экране вовсе не означает, что война действительно закончилась. Виталий Мельников просто объяснил зрителям, при каких причудливых обстоятельствах полюбил кино, ставшее затем его жизнью, и это его внутреннее путешествие оказалось даже интереснее, чем спуск по Амуру.