«250-летие — повод подумать, как увеличить возможности Большого»
Валерий Гергиев о планах и перспективах
В начале юбилейного сезона Большого театра “Ъ” расспросил его руководителя, всемирно известного дирижера Валерия Гергиева, о балансе между интеграцией и конкуренцией, сохранением традиций и современными веяниями, о сотрудничестве с региональными театрами, о значении «тусовки» и гражданской позиции артистов и постановщиков. И о том, проиграла ли что-то русская культура в последние годы, или, наоборот, выиграла.
Валерий Гергиев в декабре 2022 года
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Валерий Гергиев в декабре 2022 года
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
— Вы завершили свой первый полноценный сезон в должности директора Большого театра. Как вы видите его результаты, что считаете удачным, а что хотели бы подкорректировать?
— Мне кажется, это только промежуточный результат. Говорить о первом сезоне как о каком-то завершенном процессе не стоит. Тем не менее в Москве за минувший сезон публика смогла увидеть 35 новых для себя спектаклей — как в постановках Большого театра, так и привезенных из Петербурга. Такой же процесс был и в обратном направлении. Те работы, которые идут здесь, тоже заинтересовали петербургского зрителя. И это первое и четкое доказательство того, что объединенный ресурс двух театров — очень мощный.
Но для реализации этого ресурса нужно и рассчитывать на огромные средства, и тратить их с умом. При этом быть очень экономным невозможно, потому что переезды коллективов — дорогостоящее удовольствие. Но такие оперы, как, например, «Гугеноты» Мейербера, уже во времена Чайковского пользовавшиеся грандиозным успехом, Москва не видела очень и очень давно. А если говорить о любви к великой русской классике, то не может Большой театр долго мириться с отсутствием в репертуаре «Евгения Онегина» и «Пиковой дамы».
То же самое касается «Князя Игоря» Бородина — знаменитый исторический спектакль Мариинского театра уже десятки раз показан в Москве. Кстати, и «Руслан и Людмила» Глинки, и «Хованщина» Мусоргского.
— Много ли было оригинальных постановок Большого театра в завершившемся сезоне и будет ли их больше в следующем?
— В минувшем сезоне мы провели на сценах Большого театра более 800 спектаклей и концертов.
Репертуар театра пополнился 11 оперными и 5 балетными названиями — от мировых шедевров классического наследия до современных произведений. Среди главных событий — опера «Князь Игорь» Бородина, возобновленный балет «Спящая красавица» Чайковского, оперы «Руслан и Людмила» Глинки, «Риголетто» Верди, «Хованщина», «Саламбо», «Сорочинская ярмарка» и «Женитьба» Мусоргского, «Семен Котко» Прокофьева, «Похождения повесы» Стравинского, балеты «Чиполлино» Хачатуряна, «Конек-горбунок» Щедрина, «Петрушка» и «Жар-птица» Стравинского... Три из этих спектаклей — совместные постановки двух театров, которые остались в афише, став полноценными постановками Большого.
Кроме того, были масштабные гастроли Большого балета в Омане, Таиланде и Китае — Шанхае, Пекине и Шэньчжэне. И мы будем развивать международную гастрольную деятельность.
Сейчас мы готовимся к юбилею Майи Михайловны Плисецкой. А всего лишь несколько дней назад ушел из жизни Родион Константинович Щедрин, великий наш друг, человек, который в истории и Большого, и Мариинского театров сыграл огромную особую роль… Если объединить то, что сделано Майей Плисецкой и Родионом Щедриным для двух театров, это будет что-то невероятное. Они, я думаю, заслуживают особого посвящения.
— Все привыкли, что есть два главных и конкурирующих между собой театра — Мариинка и Большой. Нужно ли сохранить эту конкуренцию и в какой форме?
— Я исхожу из того, что цари, которые создавали эти два театра, были не глупее нас. Существовала даже единая Дирекция Императорских Театров, принимавшая решения насчет постановок, например, опер Глинки, Римского-Корсакова, Чайковского, Мусоргского, Бородина. Она решала, где и когда танцевать Анне Павловой или петь Шаляпину… И Федор Иванович пел в понедельник в Мариинском, а в среду — в Большом. Ему не надо было выстраивать отношения через каких-нибудь — как они сами любят себя теперь называть — продюсеров.
Был человек, которому доверял царь-государь. Этот человек, как правило, хорошо понимал, каким должен быть театр, в который ходит российский император. И до сих пор украшение обоих театров — это то, что замыслили именно цари и сделали назначенные ими управляющие. Таковых было не так много за всю дореволюционную историю. Они подолгу держались и делали очень многое. Петипа (Мариус Петипа, с 1869 по 1903 год занимал должность главного балетмейстера петербургской балетной труппы.— “Ъ”) творил и руководил 63 года. Знаете, когда человек живет 63 года, говорят: «Человек пожил!», а он только служил в театре 63 года!
— То есть два театра могут нормально существовать под одним руководством без всякой конкуренции?
— Помните, в советском хоккее какая конкуренция была у «Спартака» и ЦСКА? У каждой команды свои звезды — братья Майоровы и Старшинов в одной, Рагулин и Фирсов — в другой? И как дух захватывало, когда предстояло увидеть их всех вместе в одной команде на матче против Чехословакии или Канады? Я, помню, ночами смотрел эти трансляции! Так же и с театрами: конкурировать обязаны, но делать это в едином порыве, в интересах страны.
То, что меня по-настоящему заботит, так это следующий факт: все залы Мариинки могут одномоментно вместить 6 тыс. человек. Вот такие объемы и возможности театра! Того же можно было бы достигнуть и в Москве, если бы позаботиться об этом лет двадцать или хотя бы десять назад. А так сегодня Большой театр может посадить одновременно — мы специально посчитали — от силы 2,8 тыс. человек, может быть, даже меньше. Разница огромная, более чем в два раза!
Мне кажется, празднование 250-летия Большого театра — великолепный повод для того, чтобы подумать, как умножить, увеличить его возможности. На попечительском совете двух театров обсуждались как раз темы, которые могут привести к такому (причем скорому, через пару лет) равенству в этом плане обоих театров. Это два гиганта — и не надо этого бояться.
Впервые публично скажу: у меня давно есть идея объединить театры, скажем, 20 городов России в единую ассоциацию с Большим и Мариинским. До сих пор мы шли по пути создания официальных филиалов, но сейчас брать на себя ответственность еще за несколько региональных структур я лично не смогу.
— Ассоциированные с Большим и Мариинкой театры по всей стране?
— По всей стране.
— За счет чего?
— Все очень просто. Я пару недель назад был во Владивостоке, там филиал Мариинского театра. Во Владивостоке сейчас идет гигантская стройка. Даже во Владивостоке через полтора-два года театр будет вмещать больше зрителей одномоментно, чем нынешний Большой.
Я хорошо понимаю, что мы сегодня больше нужны в регионах, чем когда-либо. Большой театр, например, наконец-то побывал в Томске… Помните, Томская губерния когда-то была чуть ли не больше Китая. Вот теперь в Томске не только Мариинский много раз уже был, но и Большой приезжал.
Мне кажется, наши крупные города, миллионники от нас ждут — и справедливо — прямого сотрудничества, ассоциации с двумя театрами. И я готовлю такой проект на минимум 20 городов.
Но это будет ассоциация, где не только у нас обязательства. Чего мы точно не можем, так это силами Большого или Мариинки ремонтировать локальные театры и расширять оркестровые ямы, приводить их в состояние элементарной готовности принять наши спектакли. Эта забота уже должна быть не наша, или не только наша. У нас костюмы, декорации, у нас яркие имена, талантливые артисты, голоса, балерины.
С большинством губернаторов у нас хорошие отношения, мы каждый по-своему отвечаем перед страной, перед ее гражданами за то, что мы делаем. Все это большие, заметные города с огромной историей. Мне кажется, что их жители заслуживают того, чтобы их дети увидели хотя бы десять «Щелкунчиков» в год.
— Можете ли раскрыть какие-то подробности празднования юбилейного сезона, главные события которого будут весной: основная премьера, приглашенные звезды?
— Об этом мы объявим позднее. А сейчас могу рассказать о другом, более близком событии, которое будет иметь большое значение. 22 сентября в Большом состоится огромный благотворительный концерт силами коллективов двух театров. Мы соберем серьезные средства. Сейчас, когда в стране и в мире столько всего происходит, считаю, мы не вправе требовать постоянно чего-то от государства. Мне кажется, сбор средств — в традициях этих театров.
Некогда здание Каменного (Большого) театра в Санкт-Петербурге с согласия Дирекции Императорских Театров было передано Петербургской консерватории, и на его базе была построена современная консерватория. Ректором тогда был Антон Рубинштейн. Собрали 2 млн руб. золотом — огромные деньги. Перед нами стоит задача повторить поступок наших предшественников. Мы уже собирали средства. В Мариинском театре в 2003 году был пожар, а в 2006 году мы открыли шикарный концертный зал на месте сгоревших мастерских. Там ни копейки не было от государства
— А на что собираете деньги 22 сентября?
— Задачи у нас благородные. В Санкт-Петербурге нет памятника Чайковскому. Кроме того, нет и зала Чайковского. Мы сделаем и то, и другое! Соберем на это средства. Поверьте, это важнее, чем приглашение для постановок представителей современной «тусовки»! Я не хочу противопоставлять одно другому. Но есть истинные ценности и настоящие требования времени!
Если в Москве, рядом с Большим появится новый великолепный театрально-концертный зал, то я буду считать, что мое неожиданное появление на посту руководителя Большого театра принесло плоды. Если появится возможность принимать и здесь, как в Петербурге, по 5–6 тыс. человек одномоментно, это выведет два театра и в мировые лидеры.
— Эти планы связаны с проектом реконструкции Камерной сцены Большого театра, вокруг которой есть возможности существенного расширения?
— Да, вы все правильно говорите. Там многое надо сделать. Очень многое. Но у Большого театра сильный попечительский совет. И много друзей.
— Вы считаете исключительно важным возобновление великих спектаклей прошлого. Есть ли у него коммерческая перспектива? Или вы подобными соображениями не руководствуетесь?
— Мне очень нравится, что мы говорим с коллегами из «Коммерсанта» о коммерческой стороне. И это абсолютно справедливо. Потерять огромные средства легко, если действовать бестолково. Я, конечно, должен не допускать разорительных процессов и в том, и в другом театре. Но замечу, в Большом театре мы за год удвоили продажи билетов.
Если говорить о цели сохранения величия традиций русского музыкального театра, то задачи предельно ясны. Я даю себе еще, может быть, полгода, максимум год для того, чтобы «золотой фонд» русского музыкального театра был защищен двумя театрами прочно. «Прочно» — это подразумевает обязательное присутствие в репертуаре опер «Жизнь за царя», «Князь Игорь», «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Чародейка», «Орлеанская дева»… «Мазепа» в Большом уже идет, слава богу. Это все очень сильные оперы. Кроме того, важно, чтобы в оперном театре чаще звучал Пушкин — «Руслан и Людмила» например. По Достоевскому есть оперы, которые очень сильно и по-настоящему драматически мощно звучат, вспомним оперу «Игрок». Ну и конечно, Толстой — это «Война и мир» Прокофьева. Все это в репертуаре должно быть.
— А как все это ставить? В свое время в Мариинском театре ставил Дмитрий Черняков, работали западные современные режиссеры — Грэм Вик, Дэвид Паунтни, Дэвид Маквикар. Да и Василию Бархатову, чьим спектаклем будет открываться сезон в «Ла Скала», вы, можно сказать, дали путевку в жизнь. Большой должен быть открыт мировым современным тенденциям? Или же самое важное — сохранение традиций и наследия?
— И то и другое. Я, честно говоря, например, хотел бы вернуть в Большой театр постановку Чернякова «Евгений Онегин». Это хорошая постановка. Я не понимаю, почему от нее надо было избавляться. Мне бы и в голову не пришло такое, я работал много с Черняковым еще до того, как он оказался востребованным и здесь, в Большом театре, и где-то на Западе. Дмитрий Черняков, или Дима, как я его называл всегда, я уверен, найдет возможность. «Онегин» просто не может отсутствовать в афише Большого театра.
Но я бы вот от чего предостерег: не надо путать современные прогрессивные, новаторские тенденции и принадлежность к модной «тусовке».
Да, будут современные, интересные постановки. Но я поостерегусь приглашать в Большой театр людей, которые оформили какую-нибудь вечеринку и считают, что уже ворвались в мировую элиту. Не знаю, что считать более важным сейчас: постановка «скандального», «знаменитого» режиссера или чтобы наконец появилась полноценная постановка «Князя Игоря» на сцене Большого театра? Выбирайте сами. У меня есть свое мнение.
— И ваш выбор — «Князь Игорь»?
— «Князь Игорь» и «Жизнь за царя». Начинать можно с любой из этих опер или с другой, список внушительный.
— Билеты в Мариинку всегда отличались демократичной ценой, а в Большом театре за последние год-полтора цены сильно выросли. Какова ваша стратегия в этом вопросе?
— Когда говорят о цене билета, возникает вопрос: когда, на какой спектакль и на какие места? Взвинчивать цены никто не собирался. Я за то, чтобы театр был максимально приближен к ожиданиям большинства россиян. Люди покупают дорогие билеты, потому что они хотят быть в первых рядах партера или в ложе. А кто-то хочет, чтобы его еще и обслуживали в этой ложе. Так это было и 150–200 лет назад.
Мы решили: продавать будем билеты не спекулянтам, а тем, кто хочет попасть в Большой театр.
Мне звонили друзья год или два назад, говорили: «Сделай что-нибудь, не можем мы по 250 тыс. руб. за билет платить. В кассах билетов нет, а на улице тебя за руки хватают и предлагают за такую цену». Думаю, кстати, даже колумбийская мафия столько не зарабатывает, сколько зарабатывали московские спекулянты театральными билетами! Здесь мы немножко «почистили». Тут много грязи было. Очень много было грязи.
— Когда закончится СВО, насколько быстро русская культура вернется в то пространство, из которого ей пришлось уйти?
— А она никуда не ушла.
— А как же, например, недавняя история с вашим несостоявшимся выступлением в Италии?
— Я был приглашен в Италию и долго думал, прежде чем ответил: «Давайте попробуем». Чтобы не рисковать музыкантами Мариинского оркестра, я сказал: «Мы выступим в смешанном составе. Я возьму человек пять, чтобы было ощущение, что есть какой-то российско-итальянский проект». И как только это известие вышло, в игру вступили политики. А не любители музыки.
Я дирижировал во многих странах, может быть, в семидесяти. Я никогда не выступал для того, чтобы кто-то из политиков обо мне что-то сказал. Я шел к публике.
Выступать с оркестром Мариинского театра (а я это делаю уже много десятков лет) — главная удача в моей жизни. Теперь я взялся еще за один театр. До этого я отвечал за Лондонский симфонический оркестр, за Мюнхенский филармонический, я много лет регулярно работал в Metropolitan Opera, был приглашенным дирижером в «Ла Скала», в Парижской опере… Есть режиссеры, с которыми я работал совсем недавно — и с большим удовольствием — на сценах западных театров. Мы перезваниваемся, переписываемся, нас связывают великолепные воспоминания о том, как мы работали.
Отношения между творческими лидерами, как правило, не зависят от того, что напишет какая-нибудь газета. Яркие творческие лидеры сами выстраивают свои точки опоры.
И вдруг возникает дискуссия, связанная с мировой ситуацией и отношением к российской культуре,— кто-то из политиков выступил, а затем второй, почему-то эстонский политик комментирует то, что будет происходить в Италии. Но следом многие ведущие музыканты высказались совсем по-другому, и это знают миллионы людей.
— То есть вы выиграли в этой ситуации?
— В этом споре выиграла российская культура, не я. Российская культура, Чайковский. Ведь в программе концерта были Чайковский, Верди и еще «Болеро» Равеля. Француз Равель, итальянец Верди и русский Чайковский. Они ведь все друг к другу ездили: Верди у нас был; мировая премьера «Силы судьбы» была в Мариинском театре, в присутствии композитора. Равель тоже приезжал. Чайковский на Западе бывал? Конечно! Открывал «Карнеги-холл». Мир устроен не так: выступил депутат Европарламента и сокрушил все театры мира. Нет, это невозможно!
— Важна ли для вас политическая и гражданская позиция артиста? Примите ли вы людей, уехавших за границу и выступивших с политическими заявлениями?
— Ходит много фейков, я стараюсь быть очень осторожным. Мы живем в эру фейков! Если мне рассказывают, что кто-то там что-то сказал, я не всегда поверю. А таланты на вес золота везде. Да, есть языкастые люди. Может быть, кто-то уже не умеет петь или танцевать, как раньше, и начинает «разговаривать» — такое бывает. Но из тех, кого я уважаю, ни один не позволил себе говорить что-то ужасное о России. Тем более о российском искусстве, о музыке, о театре.