Детки большие и малые

Венецианский фестиваль уже показал большую — и, похоже, лучшую — часть программы. Важные фильмы не только в основном конкурсе, но и за его пределами обнаружил Андрей Плахов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В параллельной секции «Венецианские дни» оказались две картины, диаметрально противоположные по режиссерскому методу, но при этом имеющие много общего — «Память» Владлены Санду и «Короткое лето» Насти Коркия. Обе срежиссированы молодыми женщинами, выпускницами московских киношкол, обе сюжетно восходят ко временам их детства, которого так или иначе коснулась чеченская война. У Санду это прямое и очень жестокое соприкосновение: девочка, которую зовут Владленой, оказывается после идиллического Крыма в пылающем Грозном в самом эпицентре насилия. Картина далека от реализма; ее кричащая плакатная символика напоминает совриск и даже соцарт — и вместе с тем апеллирует к изощренной эстетике Сергея Параджанова. Недаром его имя стоит в начальных титрах «Памяти» рядом с именами Тарковского и Пазолини среди тех, кого благодарит Санду. Дело не только в куклах и коллажах, которые она активно использует для создания образно-метафорического ряда, но и в том, что Параджанов олицетворял интернациональную советскую утопию, которой на глазах следующего поколения пришел конец.

«Короткое лето» Насти Коркия — фильм совсем другой интонации, нарочито замедленной, мягко созерцательной. Все происходит в деревне, куда на лето приезжает девочка Катя с бабушкой и дедушкой. Безмятежная природа, привычное российское бездорожье, чарующее запустение — декорации детства героини и двух соседских мальчишек. Между тем в не столь уж далекой Чечне идет война, и ее отголоски слышны не только из телевизионных сводок. Мимо проезжает состав с танками, в округе объявлен розыск беглого преступника с ПТСР. Тревога и саспенс усиливаются, чтобы разрешиться загадочным финальным кадром. А если его не додумывать до конца и не расшифровывать, фильм остается почти пасторальной бытовой зарисовкой: дедушка почему-то разводится с бабушкой, внучка переживает, но каникулярное лето, увиденное через детскую оптику, все равно прекрасно. Только коротко. Как само детство.

В этом фильме хочется отметить чрезвычайно аутентичных исполнителей детских ролей — Майю Плешкевич и Яшу Карыхалина. И вся картина сделана почти как документальная — в отличие от эффектно постановочной, проникнутой антивоенным пафосом «Памяти». Но обе, каждая на своем языке, говорят о ценности и хрупкости жизни.

Киноязык задает не только режиссер, но и оператор. Евгений Родин в «Коротком лете» снимает деревенский пейзаж Сербии так, что он выглядит и знакомо русским, и универсальным, почти космическим.

Столь же велика роль оператора Матьяша Эрдея в том, каким сложился художественный мир показанного в конкурсе фильма «Сирота» Ласло Немеша. Этот венгерский режиссерско-операторский тандем мощно прозвучал десять лет назад, когда их «Сын Саула» собрал урожай престижных международных наград, включая «Оскар». Новая совместная работа, хоть и грешит крайностями субъективно-авторского кино, тоже отмечена знаком качества.

Мать-еврейка и ее двенадцатилетний сын привыкли ощущать себя париями. На дворе 1957 год, послевкусие подавленной венгерской революции, отчетливо слышен душок антисемитизма. Мать кормит мальчика легендой о его отце, погибшем в нацистском концлагере, а в реальности в их неустроенную жизнь вторгается грубый, почти монструозный мясник, претендующий на роль главы семейства. Сложная психологическая коллизия с множеством социально-политических обертонов разыграна как по нотам: тут и безупречный актерский состав, и немыслимая красота кадров, особенно финальных, когда отец и сын (настоящие или мнимые) взмывают на освещенном неоновым светом колесе обозрения в почти смертельном поединке.

«Отец, мать, сестра, брат» — так, с присущим ему емким минимализмом, назвал свою новую картину Джим Джармуш. При этом позаботился о впечатляющем звездном кастинге. И хотя в фильме нет малых детей, но есть большие, на вид вполне взрослые, а внутри все равно несущие зависимость от родителей. Это и привязанность, и обиды, и чувство долга, и понимание, что родителей не выбирают,— все вместе. Семейные встречи образуют сюжеты трех новелл. В первой брат и сестра (Адам Драйвер и Маим Бялик) навещают престарелого отца (Том Уэйтс) — эгоиста и обманщика. Во второй две дочери (Кейт Бланшетт и Вики Крипс) приезжают на ежегодное чаепитие к матери (Шарлотта Рэмплинг): всем троим, безнадежно отдалившимся друг от друга, практически не о чем говорить. В третьей близнецы-полукровки, брат и сестра, посещают квартиру погибших в авиакатастрофе богемных родителей. Через сюжеты всех новелл проходит несколько лейтмотивов, мгновенно отливающихся в метафоры.

О неуклюжих попытках родственного общения Джармуш рассказывает с человечностью и тонким юмором, которые стали его фирменным знаком еще почти полвека назад, а теперь выглядят раритетами. От погибших родителей близнецов остается куча старых вещей, которые детям никак не нужны, им место на свалке. Не ждет ли та же участь старое доброе гуманистическое кино? И полный печали фильм Джармуша, и Венецианский фестиваль в целом ставят ребром этот вопрос.