«Все показатели должны вычисляться единым образом»

Тема цифровизации бизнеса актуальна не только для потребительского сектора, но и для тяжелой промышленности. Вице-президент «Евраза» по информационным технологиям Артем Натрусов рассказал «Ъ-Урал», какой прямой эффект можно получить от IT-проектов в металлургии и горнодобывающей отрасли.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— «Евраз» заговорил о цифровой трансформации одним из первых среди металлургов — еще в 2017 году. Чего удалось достичь с тех пор?

— Начиная с 2017 года мы реализовывали пилотные проекты и нащупывали архетипы, которые позволили бы нам оптимально провести цифровизацию производства. Большой поток цифровых проектов пошел с 2020 года, когда мы поняли, что они действительно дают прямой экономический эффект. Мы четко определились — фокусируемся на производстве, потому что это 80% прямых экономических эффектов: либо снижение себестоимости, либо расширение узких мест.

Конечно, есть проекты, которые не приносят прямой эффект, но важны с точки зрения улучшения процессов. Например, электронный документооборот. Больше половины бумажных материалов у нас переведены в электронный вид — это миллионы документов в год.

Достигнуть прямого эффекта от цифровой трансформации в промышленности, да и в других отраслях, довольно сложно. Раньше все ориентировались на систему координат, которая была выстроена McKinsey. Она определяет компании-маяки в различных индустриях по всему миру. Маяки — это те, кто действительно смогли получить эффект от цифровой трансформации, их всего 10% от общего числа.

Здесь очень большая разница между компаниями, которые достигают реального прямого экономического эффекта, и теми, кто говорит о красивых проектах. В нашей индустрии это необязательно американские и европейские компании. Есть такие азиатские гиганты, как Tata Steel и Baosteel. Мы тщательно изучили их опыт и постарались найти свой путь.

С 2021 года мы ежегодно делаем более 100 проектов с прямым эффектом. Это примерно $100-150 млн в год. При этом затраты в среднем окупались менее чем за год — мало кому в мире такое удается.

В 2024 году проекты ЦТ принесли 5,8 млрд руб. Чуть меньше, чем годом ранее, поскольку невозможно было получать эффект на объемах производства, только на себестоимости. Когда экономика выйдет на траекторию роста, мы опять вернемся к объемам.

— На каких направлениях вы сосредоточились в последние годы?

— Во-первых, это управление на основе данных. Все уровни управления, от начальника участка до топ-менеджмента, должны получать одни и те же данные — подробные, точные и вовремя. Все должны одинаково понимать, что такое отгрузка, что такое коэффициент технической готовности. Не должно быть десятков справок и отчетов, все показатели должны вычисляться единым образом и максимально автоматично. Показания снимаются сразу с уровня АСУ ТП или автоматических весов. Если речь о лабораториях, то там информация, например, о химическом составе пробы, вводится один раз.

Во-вторых, проекты, направленные на повышение производительности труда. Они, стратегически двигают компанию к более современному и безопасному производству: меньше персонала на опасных участках и тяжелом производстве в цехах, централизация пультов управления, дистанционное управление кранами, автоматическое взвешивание вагонов, и так далее. Это не программа сокращения персонала, а программа создания правильных рабочих мест с большей добавленной стоимостью.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Сейчас набирает популярность искусственный интеллект (ИИ). Как вы его использует для повышения эффективности производственных процессов?

— У «Евраза» довольно много проектов с использованием прикладного искусственного интеллекта. Это оптимизаторы, подсказчики. Они могут подсказать, где лучше шихта или где нужно меньше ферросплавов при сохранении качества, осуществляют контроль за качеством кокса. Здесь большие данные (Big Data) обрабатываются с помощью искусственного интеллекта.

— Как можно IT использовать горнодобывающей промышленности, например, на «Евраз Качканарском ГОКе»?

— Когда мы говорим про IT в «Евразе», то говорим про IT в широком смысле, включая подразделение АСУ ТП. Это самая широкая производственная инфраструктура, которая включает IT, связь, видеонаблюдение, дроны. Довольно широкий спектр технологий, который позволяет решать задачи комплексно. Мы выбираем ту технологию, которая наиболее удобна для решения каждого вопроса. Где-то нужно использовать лазерное сканирование для маркшейдерских замеров, где-то нужна съемка с дронов.

Последние несколько лет мы занимались таким проектом «Геометаллургия». Это усреднение качества руды на пути от добычи в карьере до обогащения и создания конечного продукта — агломерата и окатышей. За счет усреднения мы получаем больший выход железа на этапе обогащения. Соответственно, меньше уходит в хвосты. В Качканаре — уникальная ванадийсодержащая руда, но не очень богатая железом. Поэтому даже доли процента дополнительного извлечения дают значимый экономический эффект.

Как это устроено: по всей производственной цепочке внедрены проекты, которые обеспечивают усреднение состава сырья. Есть 3D-модель перегрузочных пунктов, благодаря которой мы понимаем, от какого экскаватора и в какой сектор пришла руда. Когда она вывозится дальше железнодорожными составами, вагоны грузятся с учетом того, какая руда есть на перегрузочных пунктах. Она попадает на обогатительную фабрику, идет по системе бункеров. Дальше работают дробилки с учетом качества поступившей руды — это позволяет нарастить выход ЖРС.

Мы используем цифровые проекты в Кузбассе, где у нас есть подземные рудные шахты. Там был реализован первый в России проект построения мобильной сети private LTE под землей. С ее помощью мы налаживаем мониторинг горнотранспортного оборудования.

Сейчас мы делаем очередной проект, куда добавляем больше телеметрии для машин, чтобы снимать более тонкие параметры: как работает двигатель, есть ли какие-то перегрузки, вес руды в ковше, уровень топлива, давление в шинах. В результате диспетчер сможет управлять парком под землей более эффективно.

— Учитывая, что за последние три года западные страны наложили на Россию санкции, а в IT используется очень много импортного оборудования, удалось его как-то заместить?

— Во-первых, нам приходится работать с оборудованием, которое уже у нас есть, хотя где-то мы потеряли поддержку. Во-вторых, мы отвечаем себе на вопрос, а нужны ли нам эти сложности. В сфере базовой автоматизации мы активно идем в импортозамещение. Например, на производстве примерно уже 90% закупаемых датчиков — отечественного производства. Большое количество датчиков заместили. На новых проектах мы уже выбираем российскую продукцию.

Я могу сказать, у отечественной продукции в определенных категориях всегда были и сохраняются преимущества. Например, я бы отметил радиоизотопные датчики. Был тренд, когда мы уходили от них из-за сложного обслуживания. Но точность у них довольно высокая. И в самых непростых условиях, при производстве стали, на «Евраз НТМК» это незаменимая вещь.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Вы чувствуете дефицит IT-кадров?

— Конечно, в последние годы мы росли каждый год — на 100-200 человек. Понятно, что есть места присутствия «Евраза» — Новокузнецк, Нижний Тагил, Тула. Но мы не можем расти в части IT-компетенции только в этих городах.

И пандемия нас многому научила – мы берем людей по всей стране на те специальности, с которыми можно работать удаленно. Конечно, мы пытаемся делать это кластерами. Если на Урале у нас центр — Нижний Тагил, то мы с удовольствием берем людей из Екатеринбурга, потому что они могут приехать на электричке — просто и недорого. Могут чаще бывать на производстве, что для IT очень важно. За пять лет был создан абсолютно новый центр разработки в Новосибирске. Сейчас там 130 человек. Новосибирск довольно близко от Новокузнецка, и это третий город страны по населению.

Для особо дефицитных специалистов мы сделали систему мотивации: ввели так называемые матрицы компетенций, или грейды. Компонентов матрицы может быть довольно много, 40 или даже 90 на одну профессию. Специалист должен не просто продемонстрировать знание этой компетенции, он должен продемонстрировать ее применение в реальном проекте.

При этом каждый сотрудник IT знает: прирост на одну или пять новых компетенций немедленно отразится на зарплате.

Это нам позволило резко снизить текучку. Ведь сейчас основная проблема в IT, с точки зрения кадров, заключается в том, что компания берет на определенный рыночный уровень молодого человека. Он довольно быстро растет, но система мотивации не успевает, поэтому самые активные и нетерпеливые уходят. В результате другая компания получает основной эффект от вложений в этого специалиста и дает ему возможность нарастить свои компетенции.

— Некоторые эксперты отмечают, что потребность в кадрах на IT-рынке уже прошла пиковый спрос и сейчас даже где-то проводятся сокращения.

— Самый острый период спроса на IT-специалистов пройден, но есть отдельные области, где по-прежнему сохраняется их дефицит. Ключевые специалисты — архитекторы по направлениям, дата-архитекторы. С точки зрения объема аналитики, который используют компании, все очень сильно изменилось. Как работать с этими озерами данных? Можно их просто накапливать, а можно эффективно использовать. Но это совсем не просто. Это зависит от того, как построена IT-архитектура, от ее эффективности.

В среднем, конечно, градус на рынке труда снизился. В начале года мы были укомплектованы на 98% — это отличная цифра.

Беседовал Николай Яблонский