Биоразнообразие для конкурентоспособности компаний

Россия может стать лидером биоэкономики

Биоразнообразие в 2025 году окончательно перестало быть уделом экологических активистов. Согласно «Гиду по биоразнообразию для бизнеса 3.0» компании Kept, более половины мирового ВВП напрямую зависит от экосистемных услуг — от опыления и регулирования водных ресурсов до поддержания плодородия почв. Потери в этой сфере оцениваются Всемирным экономическим форумом в триллионы долларов, а репутационные и финансовые риски для компаний становятся сопоставимыми с климатическими. Для глобального бизнеса сохранение биоразнообразия уже не «добровольное обязательство», а новое условие конкурентоспособности — банки и инвесторы закладывают этот риск в цену капитала.

Фото: Виктор Куликов, Коммерсантъ

Фото: Виктор Куликов, Коммерсантъ

Риски, которые нельзя игнорировать

За последние 50 лет численность популяций позвоночных животных сократилась на 69%. Миллион видов балансирует на грани исчезновения. Для бизнеса это не просто проблема «устойчивого развития», но фактор текущих прямых издержек: от перебоев в поставках сырья до падения стоимости активов.

В агробизнесе — рост расходов на удобрения и воду. В энергетике — ограничение доступа к земельным ресурсам. В страховании — миллиардные выплаты по катастрофическим рискам. Европейская комиссия оценивает экономию страховых компаний от сохранения прибрежных экосистем в €70 млрд в год. На практике это эквивалент дополнительной «страховой отрасли», которая работает на сохранении природы.

Риски носят системный характер: разрушение экосистем подрывает способность природы регулировать выбросы парниковых газов, что усиливает климатический кризис. В свою очередь, рост средней температуры ускоряет утрату биоразнообразия. Эксперты Межправительственной группы по изменению климата (IPCC) предупреждают: при повышении температуры на 3°C под угрозой окажется до 29% видов лесных и наземных экосистем Европы и Арктики.

От Куньмина до Брюсселя

В декабре 2022 года на конференции ООН в Монреале принята Куньминско-Монреальская рамочная программа по биоразнообразию. Ее ключевая цель — обеспечить охранный статус 30% суши и моря к 2030 году. Для бизнеса это означает неизбежное ужесточение правил природопользования, от новых ограничений в лесозаготовке и рыболовстве до требований к проектам инфраструктуры.

Европейский союз встраивает биоразнообразие в корпоративные стандарты через таксономию устойчивого финансирования и Директиву по корпоративной отчетности (CSRD). С 2024 года компании обязаны раскрывать данные о воздействии на экосистемы, включая цепочки поставок. США пошли другим путем: инициативы Taskforce on Nature-related Financial Disclosures (TNFD) и новый стандарт ISSB готовят почву для интеграции природных рисков в бухгалтерскую отчетность. Китай, напротив, связывает биоразнообразие с промышленной политикой и рассматривает сохранение экосистем как условие технологического лидерства.

В Латинской Америке акцент делается на использовании природных решений. Бразилия и Колумбия активно развивают рынок биокредитов — инструмента, позволяющего финансировать восстановление экосистем по аналогии с углеродными кредитами. Африканские страны рассматривают биоразнообразие как источник внешнего финансирования: по данным ООН, общий объем инвестиций в природоохранные проекты к 2030 году должен достичь $200 млрд ежегодно.

От зеленых облигаций до биокредитов

Влияние экосистемной повестки на финансы все более очевидно. По данным Всемирного банка, рынок зеленых облигаций в 2024 году превысил $600 млрд, но непосредственно на восстановление экосистем, по оценке ClimateAligned, пошло лишь $10 млрд, а на биоразнообразие — $72 млрд. Впрочем, все больше банков и фондов включают требования по биоразнообразию в кредитные соглашения.

Особое внимание привлекает рынок биокредитов. По прогнозу Всемирного экономического форума, к 2030 году он может достичь $10 млрд, а к 2050-му — $69 млрд. Эти инструменты позволяют компаниям компенсировать воздействие на экосистемы и при этом формируют новый класс активов для институциональных инвесторов. Европа и Австралия уже тестируют механизмы сертификации, а частные банки рассматривают биокредиты как элемент диверсификации портфелей.

Для России аналогом выступает система верификации устойчивых проектов IRIIS, разработанная ВЭБ.РФ. Она предполагает обязательное исключение негативного воздействия на биоразнообразие и компенсирующие меры в случае его неизбежности. С 2023 года Kept включена в национальный перечень верификаторов зеленых финансовых инструментов, что открывает бизнесу доступ к дополнительным источникам капитала.

Биоразнообразие — новый «углерод»

Если еще пять лет назад корпоративная отчетность ограничивалась климатическими метриками, то сегодня биоразнообразие становится полноценной частью соответствующих стандартов. TNFD разработала метод LEAP («локализация — изучение — оценка — применение»), который предполагает пошаговую интеграцию природных рисков в стратегию компаний. Глобальная инициатива GRI готовит стандарт «Биоразнообразие» (GRI 101), а Международная организация по стандартизации (ISO) разрабатывает собственную систему менеджмента в этой области.

Рейтинговые агентства адаптируют свои методики. S&P Global запустила Nature Risk Profile, а в России в 2023 году Банк России представил модельную методологию ESG-рейтингов с учетом биоразнообразия. Пока российские компании ограничиваются отчетами о рекультивации земель и охране редких видов, однако инвесторы требуют больше — от оценки экосистемных услуг до измеримых показателей восстановления экосистем.

Россия: институции есть, но практика хромает

Федеральные стандарты и методики в России появились только в 2021–2023 годах. ГОСТы по биоразнообразию включают стандарты по компенсации экологического ущерба биоразнообразию (70768), его мониторингу (70767) и программам сохранения (59782), индикаторам (70766), оценке видов (59783) и терминологии (57007). Национальный проект «Экология» ставит задачи увеличения площади особо охраняемых природных территорий и поддержки корпоративных программ. Однако практика остается ограниченной. По данным анкетирования Kept, лишь 36% российских компаний применяют иерархию мер по смягчению воздействия на экосистемы и биоразнообразие («избежать — минимизировать — восстановить — компенсировать»). При этом 34% учитывают биоразнообразие в стратегиях адаптации к изменению климата, а 32% участвуют в лесоклиматических проектах. Для сравнения: в ЕС аналогичные показатели превышают 60%.

Главный вызов для российских компаний — интеграция в международные цепочки поставок. Европейские и азиатские партнеры требуют от российских экспортеров в энергетике, металлургии и агросекторе прозрачной отчетности по биоразнообразию. Без этого компании рискуют потерять доступ к рынкам капитала и зарубежным рынкам сбыта.

Дополнительный международный контекст

В Европейском союзе вопросы биоразнообразия напрямую интегрируются в финансовую и промышленную политику. Европейский инвестиционный банк в 2024 году заявил о приоритете проектов по восстановлению природы, включая защиту лесов, прибрежных экосистем и городское озеленение. Финансирование таких проектов выросло на 35% за три года. В Германии действует национальная программа Naturkapital Deutschland, которая оценивает вклад экосистемных услуг в экономику на уровне регионов. В Великобритании внедрен механизм biodiversity net gain: при строительстве компания обязана компенсировать воздействие за счет восстановления экосистем в большем объеме, чем разрушено.

В США биотехнологические компании инвестируют в проекты по сохранению опылителей, а страховые корпорации включают в тарифы индикаторы состояния экосистем. В Латинской Америке, особенно в Бразилии и Колумбии, пилотируются биокредитные рынки, где сельскохозяйственные корпорации финансируют восстановление лесов в обмен на доступ к международным рынкам капитала. В Африке Кения и ЮАР рассматривают проекты «платежей за экосистемные услуги», когда бизнес компенсирует использование природных ресурсов местным сообществам.

Финансовый сектор реагирует ускоренно. По данным инициативы Finance for Biodiversity, к концу 2024 года более 140 финансовых институтов из 21 страны с активами $19 трлн подписали обязательство учитывать биоразнообразие в инвестиционных решениях. Практика показывает, что интерес к биоразнообразию со стороны банков и фондов перестает быть декларативным. Так, BNP Paribas включил оценку экосистемных рисков в стандартные процедуры due diligence. При этом сроки окупаемости проектов в области биоразнообразия составляют 10–15 лет, что сопоставимо с инфраструктурными проектами, а не с традиционными зелеными вложениями. HSBC заявил, что до 2030 года не будет кредитовать проекты в сельском хозяйстве, если они связаны с вырубкой лесов в тропиках. В Нидерландах Rabobank разрабатывает программы кредитования фермеров, которые практикуют восстановление почв и поддержание биоразнообразия. На Лондонской бирже в 2024 году начались консультации о запуске площадки для торговли сертификатами природного капитала.

Министерство окружающей среды Японии разрабатывает зеленые стандарты для корпораций, а Токийская фондовая биржа планирует к 2026 году включить обязательное раскрытие информации о природных рисках для всех компаний из индекса TOPIX. Сингапур, позиционирующий себя как азиатский финансовый хаб, готовит собственный рынок биокредитов и предлагает использовать его в рамках инициативы ASEAN. Эти шаги демонстрируют, что биоразнообразие становится глобальной финансовой категорией — такой же, как климат или углерод.

Недалекая перспектива

Климатическая повестка постепенно уступает место более комплексной — сохранению природы как основы экономической устойчивости. Биоразнообразие становится «новым углеродом»: обязательным элементом отчетности, фактором доступа к финансированию и критерием репутационной устойчивости.

Международная конкуренция формируется уже не только вокруг технологий и стоимости ресурсов, но и вокруг способности компаний встроить в бизнес-модель сохранение экосистем. Для российских компаний это вызов и возможность одновременно: участие в новых финансовых механизмах и экспортных цепочках возможно только при условии реального учета природных рисков и готовности работать в логике «чистого прироста» биоразнообразия.

В то же время у России есть возможности для роста: уникальные природные территории, крупные лесные массивы и богатое биоразнообразие могут стать базой для новых инвестиционных проектов и рынков биокредитов. Если удастся выстроить систему независимой верификации и вовлечь финансовые институты, страна может претендовать на значительную долю глобального потока инвестиций в природный капитал.

Евгений Видов