Появление "Санктъ-Петербургъ Оперы" в Москве стало приятной неожиданностью для профессиональных театралов и осталось незамеченным широкой публикой: три вечера подряд на спектаклях Юрия Александрова встречались старые друзья, знакомые и знакомые знакомых, и обычная для гастролей ситуация "большого дня рождения" вызывала не праздничный подъем, а умиление и тихую грусть. Но критики, среди которых была и театровед АННА СМИРИНА, разошлись удовлетворенными.
Зрителей же было не так много. Что жаль, ибо театр, умудряющийся как-то существовать без постоянного помещения, солидной финансовой поддержки, без звезд и коммерческих постановок, ориентирован не столько на отъявленных меломанов, сколько на среднестатистического зрителя — не совсем дикого, но достаточно простодушного, которого надо еще избавить от затаенного страха перед оперой, убедить в общедоступности и увлекательности "возвышенного" музыкального жанра. По крайней мере один из спектаклей, показанных на сцене московского Центрального детского театра — "Евгений Онегин" — заслуживал полного зала и нескольких представлений.
От задачи, которую перед собой ставит каждый уважающий себя режиссер, берущийся за классику, — прочесть давно известный текст "свежими глазами" — Юрий Александров ушел очень далеко. Тасуя перед глазами обескураженного зрителя колоду жизнерадостных "веселых картинок", ничего общего не имеющих с лирическими штампами, с которыми традиционно ассоциируется музыка Чайковского, режиссер то забавляет, то раздражает его видом, например, бодро канканирующих "веселой вдовы" Лариной и моложавой разбитной няни. Публике волей-неволей приходится следить за происходящим. С изумлением и с восторгом она обнаруживает ошеломляющую нелепость привычного текста, в котором эффектов, достойных Д. А. Пригова, либреттисты добиваются транспонированием природного пушкинского текста — например, переводом из первого лица во второе и наоборот. Спектакль постепенно обретает какую-то авангардистскую двусмысленность и единство действия. Чуть сбит фокус, как в странноватом сне; общий дачный стиль жизни в усадьбе, постоянные репетиции домашнего спектакля создают атмосферу бестолкового уюта: поэзия должна быть глуповата. И наконец разворачивается долго готовившийся праздник: в зеленом саду, под падающим снегом ряженый медведем Онегин танцует с Татьяной в меховой шубке и шапочке. Кружатся пары, оперная патетика и лирический восторг триумфально прорываются сквозь абсурд театра и жизни, и веришь всему.
А вот от "Вива ля Мамма!" Доницетти трудно было ожидать особенных открытий. "Театр в театре" — комическая опера о том, как ставится опера-сериа, а на этом поприще у Александрова было слишком много предшественников: от Карела Чапека до Бориса Покровского с его "Директором театра". Находкой для петербуржцев оказался случайно забредший в либретто Зографи русский тенор: на эту "сибирскую лайку" (цит. по тексту оперы) режиссер навесил достаточно злободневных ассоциаций (тема валютных звезд-гастролеров отлично вписалась в сочинение Доницетти), достаточно хохм и достаточно русской тоски, чтобы уйти от прямого повторения пройденного. На сцене кипит композиционная и колористическая каша; очевиднее всего здесь то, что с изобретательностью у режиссера лучше, чем с пространственным мышлением. Впрочем, ничего страшного: актеры веселятся чуточку больше, чем зрители, но и зрители чувствуют себя неплохо.
Самым неудачным спектаклем гастролей стало "Пятое путешествие Христофора Колумба", опера Александра Смелкова — во многом за счет на редкость претенциозного либретто Марка Розовского, в которое напиханы все "темы дня" — и еврейская, и голубая, и государственная... Поскольку ни краткое изложение биографии Колумба, ни бесспорно справедливая мысль "на земле нет иноземцев" сами по себе не поддавались переводу в театральную форму, режиссер обрек себя на банальность. За спинами персонажей маячили тени героев всех ставившихся на нашей сцене рок-опер. Увы, Марк Захаров это делал четче, жестче и вразумительнее. "Пятое путешествие Христофора Колумба" внезапно завершилось ничем: Колумб открыл Америку, чем и знаменит. Путешествие Юрия Александрова с театром в Москву завершилось очень дружелюбным обсуждением. Было единогласно признано, что "Санктъ-Петербургъ Опера" — живой и интересный театр, каких в Москве не было со времен расцвета Камерного музыкального театра Покровского. К каковому выводу автор готов присоединиться, несмотря на все свое ворчание.